— Ну, когда поедете в город — расписываться?
Старуха посматривала то на блузку, то на Нам Бо, то на стакан чая, который держала в руке. По голосу ее чувствовалось: она радуется счастью молодых.
— Да мы еще ничего не сказали друг другу, между нами нет ничего, матушка!
— Знаю-знаю. Вон плод на дереве — зреет и не знает, что зреет, а люди видят: он созрел. Была бы только меж вами любовь, а слова — зачем говорить их. Все одно — не объяснились еще, стало быть, объяснитесь после.
Кроме этого случая, связанного, в общем-то, больше с белой блузой баба́, Нам ничего не рассказал мне о своих отношениях с Шау Линь. Я понимал: для него поделиться и этим — уже немало. Мы знакомы совсем недавно, но за пять дней тяжелейшей дороги я убедился: кто-кто, а уж Нам вовсе не рубаха-парень — сдержан, замкнут, застенчив.
Но даже по одной этой истории, по тому, как он вспоминал и рассказывал ее, можно было понять: он любит, любит всерьез. Правда, Нам Бо рассказал еще, что за то время, пока его не было здесь и он не видел Шау, он написал ей длинное письмо, но не успел отослать, как его ранили. Тут он прервал рассказ о своей любви к Шау Линь и начал новую, совершенно другую историю. В мрачные времена правления Зьема, после издания декрета № 15/19, сам Нам Бо вместе с еще одним подпольщиком скрывались в тайном убежище, выкопанном посреди сада. Сливы в саду как раз зацветали тогда розовым цветом. По ночам, сменяя друг друга, они ходили в деревню налаживать заново связи с населением. И вот пришла очередь товарища. В темноте, в черной тени деревьев, они подняли крышку убежища и вылезли наверх, в сад. В подземелье, само собой, стоял кромешный мрак, но и наверху царила такая же темень, только чувствовалось: ей нет ни конца ни края. Как и в прежние ночи, они пожали друг другу руки на прощанье — ведь всякий раз, расставаясь, думали: а ну как уже не встретятся никогда. Товарищ ушел, словно растаял в ночном мраке. Нам Бо, оставшись один, присел у входа в убежище. Его почему-то снедало тайное беспокойство, сердце тревожно колотилось в груди. Вскоре уже он не мог усидеть на месте. Нет, нынешней ночью что-то решительно было не так. И прощальное рукопожатие товарища, вспоминал он, было крепче и дольше обычного. Нам Бо показалось даже, что он разглядел в темноте его глаза. Тот смотрел на него каким-то странным испытующим и долгим взглядом. И еще что-то неясное мучило его. Сердце снова тревожно забилось, да так, что он едва смог перевести дух. Смутное предчувствие томило его.
