«Все женщины таковы, и нечего на них сердиться, — говорил себе Диен, шагая по дороге в город. — И они должны быть такими». Будь его жена равнодушна к детям, он первый осудил бы ее и стал презирать. Раздражение быстро прошло, и Диен стал подсчитывать предстоящие расходы. Всего он получит тридцать донгов, семь должен аптекарю, да еще три придется отдать за новое лекарство, один донг уйдет на еду — это уже одиннадцать. Если прибавить еще проценты по долгам, взносы в кассу взаимопомощи, то почти все тридцать уйдут. А на что жить целый месяц? Где брать деньги на еду, стирку, парикмахерскую, чаевые почтальону, когда тот приносит письма или газеты? Снова занимать! Диен вспомнил о старых долгах, о книге, которую мечтал купить уже много месяцев, о выставленной в витрине швейной мастерской рубашке, которая дорожала из месяца в месяц… И вот сейчас он снова должен выбросить десять донгов на лекарство. Будет ли когда-нибудь конец его мучениям? Горечь наполнила сердце Диена. Но он больше не сердился, лишь тяжело вздохнул, думая о своей несчастной судьбе.
К десяти часам Диен добрался наконец до почтового отделения. Солнце палило нещадно. Ноги Диена были в пыли, рубашка намокла от пота, лицо раскраснелось. Прежде ему не приходилось лично получать письма на этой почте. Костлявый почтмейстер, прочитав имя в предъявленном ему паспорте, даже рот от изумления разинул. На это имя поступало много писем, газет, бандеролей, и его здесь хорошо знали. Адрес обычно бывал напечатан на машинке, а письма — на форменных бланках, поэтому почтмейстер был уверен, что Ле Кы Диен из Фуниня богатый и важный господин. И вот теперь этот господин стоял перед ним — тощий, как зубочистка, молодой человек в дешевом костюме, старой белой шляпе, которую давно не чистили, и босиком. Осмотрев своего клиента с ног до головы, почтмейстер спросил:
— На чем, мосье, вы так рано приехали из Фуниня?
— Я пришел пешком, — ответил Диен.
— Так быстро? Впрочем, до нас не больше двадцати километров. Вероятно, в ваших краях трудно достать рикшу?
— Рикш сколько угодно, но я предпочитаю ходить пешком. Рикши мне не по карману.
Столь прямого ответа почтмейстер не ожидал. Смущенный тем, что поставил Диена в неловкое положение, он попытался загладить оплошность шуткой:
— Ну и молодец! Эти рикши дерут с нас три шкуры. Будь все такими, как вы, им пришлось бы умерить свои аппетиты. Да, те, кто презирает студентов, говоря, что они и пешком-то ходить не умеют, могут попасть впросак.
