А в небесах надвигались мрачные тучи, бросая, как черный покров, широкие тени — на горы, на лес. С востока донесся громовой раскат глухим и тяжелым ударом. Листья деревьев сильней зашептали под ветром ночным, и громче роптал пред грозой серебристый ручей, сливая журчание свое с отрывистым пением эоловой арфы, звучавшей подобно органу, а в чаще меж темных деревьев носились с тревожными криками совы.
Крейслер пробудился от поэтического сна и увидел в воде свою темную фигуру. ему показалось, что это глядит на него из глубины безумный художник Эттлингер.
— Ты здесь, мой любезный двойник! — воскликнул Крейслер. — Ты здесь, мой товарищ? Ну, приятель, ты имеешь довольно хороший вид для художника, хватившего немного через край и пожелавшего в своей безумной гордости употребить вместо лака княжескую кровь. Я думаю, любезный Эттлингер, что ты в конце концов своими безумными выходками просто-напросто дурачил знатную фамилию. Чем дольше на тебя я смотрю, тем больше вижу, что у тебя прекрасные манеры. Я удостоверю княгиню Марию, что ты теперь человек хорошего чина и ранга, и что она может отныне любить тебя без всяких стеснений. Но если ты хочешь, товарищ, чтобы княгиня и теперь походила на твой портрет, подрисовывая весьма искусно то, кого нужно изобразить. Если княгиня вполне заслуженно отправила тебя в Оркус, так я передам тебе все новости. Знай же, любезный обитатель сумасшедшего дома, что рана, которую ты нанес бедному ребенку, прелестной принцессе Гедвиге, еще не совсем зажила, и принцесса, благодаря своей скорби и боли, нередко поступает не так, как нужно. Зачем ты ранил ей сердце так больно, что даже теперь из него льется горячая кровь, когда она только увидит что-нибудь, напоминающее о тебе, — как из трупа льется кровь, когда к нему подойдет убийца? Не сердись, приятель, что она считает меня за привидение. Когда я хотел доказать ей, что я вовсе не могильный выходец, что я просто-напросто капельмейстер Крейслер, вдруг пришел принц Игнат, который, очевидно, страдает paranoja, fatuitas, stoliditas[53] — вещь отличная и весьма приятная! Не передразнивай же меня, художник, ведь я с тобой серьезно говорю! Опять? Если бы я не боялся насморка, я бы непременно спрыгнул вниз и славно бы тебя оттузил. Ступай к чертям, проклятая обезьяна!
Крейслер быстро пошел прочь.
Совсем стемнело, сквозь черные тучи прорезались молнии, слышались раскаты грома, дождь начал падать редкими, крупными каплями. Из рыбачьего домика блеснул яркий, ослепительный свет, и Крейслер поспешил туда.
