"Я тревожусь за тебя. Что случилось? Почему ты не пишешь?"
Из письма Марии, 26. 02. 90 г.
"Что случилось? Неужели так трудно чиркнуть хоть пару строчек?"
Из моего письма, 23. 02. 90 г.
"Я гений. Впрочем, когда так метет, и из серого неба валит серый снег на серый асфальтобетон, трудно судить. Остается лишь уповать на это".
Из моего письма, 06. 03. 90 г.
"Надо быть искренним до конца. Неискренность - тревожный симптом. Но быть искренним - значит быть беззащитным. Что это?"
В голову упорно лезет какой-то мужик. Будто бы он смеется и фокус на столе показывает с разноцветными горошинами, смотрит на меня, а я на руках у Марии. Он достает трубку, но Мария говорит: "Не курил бы ты здесь. Ребенок все-таки".
И он уходит на балкон, а в небе облака.
Первый раз это появилось после того, как я увидел пластинку Телеманна. На ее конверте какой-то тип с виолончелью ухмылялся, такой довольный, как будто он и есть Телеманн собственной персоной.
В тот день на "Октябрьской" что-то невероятное творилось. Никогда не видел такого количества немецких пластинок, ошалел с непривычки и нахапал от души. А потом поехал на вокзал встречать Лиду.
Раз я помню слова, то значит, я говорил уже? Сколько же мне было лет? И что это за мужик такой?
Чувствую, не вытерплю, спрошу у Марии.
Из письма Марии, 23. 03. 90 г.
"Мне кажется, ты слишком резок, и это еще больше будет настраивать против тебя всех. Вряд ли они заслуживают ненависти, ведь они так несчастны. Правда? Старайся избегать ненависти. Постарайся. Я знаю, как это трудно".
Из письма к Марии, 28. 03. 90 г.
"Я всегда буду говорить только то, что думаю. А как к этому отнесется кто-то там, это его проблема, а не моя. Я не отвечаю за людское пристрастие к лицемерию и лжи. Они так привыкли лгать себе, что им не остается ничего другого, как лгать друг другу. Они так привыкли лгать друг другу, что им не остается ничего больше, как лгать самим себе".
Из письма к Марии, 06. 04. 90 г.
"Я устал без конца превращаться в железо. Мне надоела роль железного дровосека. К тому же, в отличие от него, у меня есть сердце.
...Они, может быть, и не против оставаться скотами, но я вовсе не хочу, чтобы они угробили землю. На ней, между прочим, живу и я. Но это еще ладно. На ней живешь ты".
Из письма к Марии, 21. 04. 90 г.
"Есть вещи, с которыми я не могу мириться, но я ни с кем не хочу воевать. Есть вещи, вызывающие у меня презрение, но я не презираю людей. Как мне это объяснить им?"
