Котовцы глядели на пленных кто безучастно, кто осуждающе.
— И чего люди блукают по белому свету? — вздохнул Охрименко, разглядывая пленных.
— Запутались в трех соснах, вот и блукают, — ответил Христоня.
Политрук Шимряев косо поглядел на пленных и сказал неприязненно:
— Рыскают как волки между Польшей и Украиной, а угодят в плен, так в слезы: «Несознательные мы, заблуждались!»
Взводный Ляхомский, саженного роста молодец, завидев Котовского, подал команду:
— А ну стройся в одну шеренгу, панове!
Свыше сотни пленных быстро построились в один ряд и замерли. Позади шеренги вытянулся обоз, загруженный штабным хозяйством, офицерскими пожитками и провиантом.
Котовский в сопровождении командиров деловито шагал через поляну, отделявшую рощу от дороги, и поглядывал издали на пленных. В красных галифе и светло-серой гимнастерке, плотно облегающей крутые плечи, Котовский шел с высоко поднятой головой и был величествен, как истый полководец.
Котовский осмотрел трофейных лошадей, приказал отвести их в сторону и подошел к пленным.
— Откуда родом? — спросил Котовский пленного с солдатской выправкой.
— Из Луцкого уезда.
— Почему связался с прохвостами?
— Мобилизован призывной комиссией.
— Когда?
— В январе девятнадцатого.
— Много ли земли в хозяйстве?
— Где уж там много, — вздохнул пленный. — Две десятины всего-навсего на пятеро душ.
— Что дальше думаешь делать?
— С радостью пойду в Красную Армию, ежели возьмете!
— Всерьез или до первого случая?
— По гроб жизни, ежели возьмете, — оживился пленный и пожал плечами. Сам не знаю, чего ради таскался за брехуном Петлюрой!
— Надо обдумывать свои поступки, — обнадеживающе поглядел Котовский на пленного и пошел дальше вдоль шеренги.
Допросив еще нескольких человек, комбриг, остановился перед рослым юношей, пощупал мышцы рук, пристально поглядел в глаза:
— А ты откуда?
— Из Липовца, — ответил юноша…
— Кто родители?
— Батько путевой обходчик, а мать померла.
— Год рождения?
— Тысяча девятисотый.
— Мобилизован?
— Служил добровольцем в Красной Армии у батька Боженко, в дивизии Щорса. В августе девятнадцатого года, под Коростенем, попал в плен. Завезли меня в Польшу, в Ланьцут, а там морили голодом, пока не согласился служить… вот у этих. — И юноша кивнул головой на петлюровского сотника с дерными франтоватыми усиками, в серой черкеске и высокой кубанке.
— Грамотный?
— Кончил пятиклассное городское.
Котовский поглядел на эскадронного Скутельникова:
— Вот тебе писарь, командир, и, видать, неплохой будет рубака. Так что не бузи мне больше, что писать у тебя рапортички некому.
