Солнце уже коснулось горизонта, когда дорогу кавалеристам преградила обширная балка, на дне которой еще копошились удиравшие польские уланы.
— Стой! — вскричал Ульрих и показал в глубину балки. — Вот здесь и заночуем. Горнист, играй «отбой»!
К балке подскакал и осадил коня комиссар бригады. Он оценивающе поглядел на сочную траву, застилавшую лощину из края в край зеленым цветистым ковром, на быстрый ручей, протекавший там, и улыбнулся Ульриху.
— Подходящее место, — сказал комиссар. — И трава и вода, лучшего бивака не придумаешь! — Затем поглядел на непокрытую голову комбрига, на его растрепанные русые волосы и спросил: — А фуражка где? Потерял, что ли?
— А твоя? — спохватился Ульрих, потрогав рукой голову.
Комиссар тоже поднял руку и, пригладив волосы, рассмеялся.
— Ну и денек выдался, — сказал комиссар. — Даже не припомню, когда еще было такое. — И, вытащив свою фуражку из-за пояса, расправил ее и надел.
Мимо проезжал Иван Ксенофонтов, отделенный командир из взвода Яблочко. Его здоровенный кудрявый чуб закрывал весь лоб и низко нависал над глазами.
— И ты, казак, потерял фуражку? — улыбнулся Ульрих Ксенофонтову, подмигнув комиссару.
Ксенофонтов придержал коня, и его молодое, смуглое, с румянцем во всю щеку лицо расплылось в добродушной улыбке.
— Невелика потеря, товарищ комбриг, — тряхнул своим великолепным чубом Ксенофонтов. — Ретивые уланы с большого драпа штаны потеряли, вот это конфуз! — И Ксенофонтов показал рукой в конец оврага.
— А где ты их видишь? — спросил Ульрих и, приложив ладонь козырьком ко лбу, прищурился.
Ксенофонтов пристально поглядел в конец оврага, но там уланов и след простыл.
— Тьфу ты, пропасть на них, — сплюнул Ксенофонтов, — только что топтались там, и уже нет их! Страсть, до чего проворные!
Поглядев на Ульриха и комиссара, Ксенофонтов откинулся в седле, вытащил из-за пояса помятую красную фуражку, хлопнул ею по ладони и по-казачьи, круто набок, надел на кудрявую голову…
А труба все звучала, скликая котовцев. Бойцы и командиры торопились на сигнал со всех сторон. Возбужденные, с черными потеками пота на запыленных гимнастерках, они долго приводили в порядок себя и коней, а управившись, повалились в росистую прохладную траву и мгновенно уснули.
Не спали в эту теплую июльскую ночь одни лишь дневальные и дозорные. Далеко за полночь водили дневальные к ручью и поили рвавшихся к воде лошадей, а дозорные до самой зари рыскали вокруг балки, оберегая короткий сон своих товарищей.
