Чудилось: из холодной тихой воды появляется голова, заросшая жиденькими волосами; остекленевшие глаза смотрят неподвижно и тупо. Вот уже все тело, окоченевше-вытянутое, негнущееся, поднялось над водой, вздымается рука. «Возьми!.. Почему покинул? Возьми!..» — скрипуче-кашляющий голос Николая, рыдания. И все ближе, ближе костлявая мертвенно холодная рука.
Мичил вскочил. Его трясло. Не от испуга, но от пронизывавшего до костей холода. Светила луна. Речка, вверх от водопада, опять как в чешуе золотого сказочного карася. Брызги, взлетающие над темными, поглотившими речку расщелинами, как мелкие сверкающие осколки льда из-под пешни. Грохот. Только что было тихо. И в этой тишине, поднявшись из воды, жалобно, со стоном, молил Николай…
«Если я не высплюсь, не отдохну, откуда возьмутся силы, чтобы на руках перебраться по веревке над водопадом?… Спать. Спать…»
«Вот я тебе говорил… Разве я тебе не говорил? От ориентира к ориентиру. С пути не сбиваться. Ни на шаг не отклоняться. Разве не говорил?» Владимир Лукич необычайно строг. И лицо у него совсем не похоже на людей, которые в учебнике истории. У него бакенбарды. А у этого — борода! Это же борода Поликарпа! Поликарп наклоняется… Мичил опять вскочил.
Тоскливо всматриваясь в даль, где под луной, как в чешуе сказочного карася, светилась речка, по которой сюда с Николаем они приплыли, он стал раздумывать.
Спать сейчас не удастся. От холода всего трясет, и в голову лезут кошмары. Даже видел брата, который целится из снайперской винтовки. Дедушка с бабушкой приходили и плакали. Спать нужно будет днем. Из кожи, которая еще осталась, сделать как бы навес. От солнца. И в тени спать. А сейчас нужно… Хотел заставить себя есть. Но сырая мездра показалась такой отвратительной, что чуть не стошнило…
Утром уснул. И под «навесом», прикрывавшим голову и грудь, так сладко, так крепко спалось, что посвежевший, сильный и с аппетитом, которому бы позавидовал голодный волк, проснулся, когда солнце готово было уйти за западные вершины.
Поел неторопливо и плотно. Напился. Посмотрел на дерево, которое очень сильно наклонилось над потоком — его вытягивала из расщелины просохшая кожаная веревка. Поплевал на ладони.
«Ну, будь что будет. Больше ждать нечего. Если еще просидеть здесь сутки, в руках и ногах не останется силы. Вперед!..»
