Наконец, собираюсь с силами и встаю. Я вновь бреду сквозь снег, не обращая внимания на то, как безжалостно режут лицо острые, словно микроскопические бритвы, льдинки. Кажется — бреду целую вечность. Не вижу конца, не вижу начала. Иду в бескрайность горизонта, в надежде, что и у бескрайности может быть конец. Пытаюсь растереть замёрзшие уши и понимаю, что не чувствую не только их, но и своих рук. Смотрю на пальцы — они синие и покрытые инеем. Убираю их с глаз, на которые начинают наворачиваться слёзы и тут же замерзающие на ветру. Становится всё хуже. Я устал, так устал…
Я снова падаю, но уже не предпринимаю попыток встать. Сон даст мне силы идти дальше. Надо только чуть-чуть отдохнуть, совсем чуть-чуть… Только заведу будильник. Всего часик… Пытаюсь тыкать в сенсор часов отмороженным пальцем — ничего не выходит. Экран не реагирует на промёрзшую, уже мёртвую плоть… Ну, не беда. Сам встану. Всего часик, всего часик… Я сворачиваюсь в клубочек и закрываю глаза. Ко мне начинает приходить тепло. Чувствую, как оно растекается по организму. Умом понимаю — это отмирают ткани. Но, чёрт возьми, как это приятно…
«Не спи — замёрзнешь!» — раздаётся громогласно над самым ухом и глаза резко распахиваются, словно повинуясь нещадному пружинному механизму. Пистолет падает на пол, а сам я подскакиваю на ящике от неожиданности.
— Твою мать! — невольно вырывается из моей часто вздымающейся и опадающей груди.
— Да, уж… — раздаётся в ушах.
Зрение пока не сфокусировалось и я вижу лишь расплывчатые очертания говорящего.
— Охранник из тебя — так себе, — усмехается голос.
Наконец глаза наводят резкость, и удивление граничит с восторгом.
— Батя, ты, что ли?
— Нет, блин, — усмехнулся Сан Саныч, — военсудпол!
— А как ты сюда попал? — вдруг потянуло сразу выяснить, где же оказалась брешь в нашей, так называемой, «системе безопасности».
— Сына, ты чего? — покрутил отец пальцем у виска.
— Я серьёзно? — почти взвизгиваю я.
— Так, это… — немного растерялся отец, — через дверь. Она не заперта была.
В эту секунду я понял, что мы лишь кучка жалких идиотов, которых этой ночью мог всех перерезать даже скудоумный однорукий и хромой на обе ноги мародёр-инвалид. Этот новый для нас мир забил первый гол в наши ворота. Нам очень повезло, что боковой арбитр по имени Судьба указал на то, что он был забит из офсайда…
Ещё вчера я думал, как вытащить отца из той трясины, в которой он, по своей своевольности, оказался. А теперь я сижу рядом с ним, посреди нежилой окраины, где, по россказням новостийщиков, чуть ли не опаснее, чем в зоне боевых действий и понимаю, что за эти 24 часа я умудрился вляпаться в ещё большее дерьмо, чем то, в которое влез Сан Саныч.
