В комнате Кэсси зажгла от лучины масляную лампу на столике. Масла, серого и прогорклого, в ней осталось на самом дне, но до рассвета продержится. Когда на кончике фитиля возгорелось ровное мягкое пламя, Кэсси облизнула кончики пальцев и потушила лучину, которая продолжала чадить. Сделала это немного неловко — перед тем, как сгинуть, тлеющий огонёк лизнул подушечку большого пальца, но боли Кэсси не почувствовала. Плохо. Она поднесла палец ко рту, сжала мякоть подушечки между зубами и чуть сдавила её. Ничего. Кэсси сжала челюсти сильнее, зубы впились в кожу так сильно, что ещё немного, и закапала бы кровь. Палец остался нечувствительным.
Кэсси вдруг стало очень страшно. Закружилась голова, и она почти рухнула на кровать, лишь в последний миг удержавшись от порыва крепко прижаться к спящему Леону и разрыдаться. Вместо этого она крепко сжала виски ладонями, закрыла глаза и принялась раскачиваться взад-вперёд: так она делала с детства, когда чувствовала, что вот-вот потеряет контроль над собой. Если при этом дышать очень ровно и стараться очистить голову от мыслей, то паника отступит…
Что хорошо: приём сработал и в этот раз — она быстро успокоилась. Что плохо: предательский скрип кровати, когда она опустилась на неё, разбудил Леона. Оторвав руки от головы и размежив веки, Кэсси увидела, что парень лежит на боку и внимательно смотрит на неё.
— Ещё рано, — сказала она ему. — До первого гудка есть время. Можешь поспать.
— Я выспался. И мне приснился очень интересный сон. Рассказать?
— Может, не стоит? Когда я ходила за лучиной, кое-кто мне уже успел поведать о своём интересном сне. Если твой сон был таким же, то после ваших рассказов меня саму сегодня будут кошмары мучить.
— Нет, — улыбнулся Леон. — Мой сон совсем не страшный. Он мне понравился, и тебе понравится, я уверен.
Кэсси картинно вздохнула, легла на кровать рядышком с Леоном и положила левую руку — ту, палец на которой ещё не потерял чувствительность — ему на грудь, прикрытую одеялом:
— Ладно, выкладывай. Но если я испугаюсь…
— Да не испугаешься. Ты ведь бывала на Белотравном поле?
— Это под скалами, где Герцог и Герцогиня? Когда я была маленькой, иногда мы там играли в мяч.
— А на скалы лезть не пробовали?
— Конечно, нет! Кому охота потерять голову? Там же наверху эти поганые фиджи на каждом дюйме. Честно говоря, даже на поле нам было не по себе. Если мяч подкатывался слишком близко к скалам, мы не осмеливались подбирать его — он там так и оставался лежать.
