Теперь всё решено. Слова Кантаны разрушили хрупкую идиллию. Мама, дорогая и любимая мама замахивалась на неё в надежде втолкнуть в прежний замкнутый круг силой. Только на этот раз Кантане не хотелось, чтобы за неё делали выбор.
Поэтому она останется здесь. Одна. В густом тумане. На мёртвой дороге, ведущей в никуда. Лучше потеряться, чем строить жизнь по чужим законам.
Белёсые радужки гусыни-наставницы выглянули из закоулков памяти. Что она говорила? Скромность и смирение, госпожа Бессамори, даруют Вам счастье. Смирение и скромность. Скромность и…
– Прости меня, – внезапно отскочило от зубов Кантаны. – Я люблю тебя, мама.
Слова зазвенели эхом в дымной мгле. Тень материнской ладони заслонила глаза от лунного света. Кантана зажмурилась в готовности принять удар.
– Прости меня, – Кантана вскинула виноватый взгляд. – Я люблю тебя, мама.
Луна вспыхнула в непроглядных зрачках дочери. Смуглые пальцы ещё сильнее сжали ладонь юноши из-за завесы. Гримаса страха неожиданно ушла с лица Кантаны, освободив место твёрдой уверенности. И это пугало больше всего. Перед тем, как совершить очередную глупость, младшая из Бессамори всегда становилась такой.
Анацеа напряглась, стараясь сдержать разрушительный шквал эмоций. Тщетно она искала оправдание Кантане, но вновь и вновь разум сдавался. Непросто было понять, что все эти годы заставляло Кантану пережёвывать трагедию в себе. Можно принять, как факт, то, что испуг и вправду ослепил её, сбив с пути и заставив предать Устои и Положения. Вывод сгладил бы мучительные терзания рассудка, а Кантана получила бы ещё один шанс. И Анацеа облегчила бы себе задачу… Если бы не слепая уверенность в глазах дочери. И если бы не запретное стремление к иномирянину, угадывающееся в каждом жесте Кантаны.
Правда лежала на поверхности и была куда ближе напускных аргументов. Только Анацеа упорно гнала очевидное прочь. Хоть горькая истина и не приходилась ей по вкусу, догадки вновь и вновь отдавались ударами гонга в висках. Кантана не желала мириться с положением непосвящённой. Не хотела жить в смирении и робости. Путь, определённый Покровителями, её не устраивал.
Несносная девчонка!
Ладонь рассекла напряжённую пелену морозного воздуха, как птица, идущая на взлёт, и остановилась, встретив препятствие. Анацеа беспомощно оскалилась. Разрушительный порыв откатил, растаяв мурашками на спине. Неразумное дитя! И имеет же ещё совесть перехватывать удар в десяти сантиметрах от затылка! Видно, совсем утонула в любовных делах и забыла о приличиях!
