Но Кантана по-прежнему стояла, покорно опустив взгляд в землю, хотя, Анацеа чувствовала нутром, какой ценой даётся ей смиренная поза. К удивлению, её руку держал Нери. Казавшийся робким мальчишка сжигал лицо Анацеа укоризненным взглядом.
– Не надо этого делать, – произнёс он умоляюще, но твёрдо. – Прошу Вас, госпожа Бессамори.
– Будешь указывать мне, Нери? – Анацеа почувствовала, что кровь снова закипает. Каждое возражение принималось разумом в штыки. – Мальчик, не противоречь старшим. Мы разберёмся сами.
– Никому не станет лучше от того, что Вы ударите Кантану, – Нери разжал ладонь, отпуская запястье, – и Вам тоже не станет, поверьте. Всё уже произошло, и винить некого. Поздно махать кулаками.
Что-то в лице Нери заставило Анацеа остыть и отступить. Она оглядела беглецов, сгрудившихся у старой повозки. До чего же жалок каждый из этих ребят по отдельности. До чего же сильны они вместе.
Вместе с равновесием приходило и что-то ещё. Чувство вины. Не за то, что осмелилась замахнуться на родную дочь, а за то, что слишком многое упускала все эти годы.
– Пойдём домой, Кантана, – выдохнула она, не желая продолжать дискуссию.
Кантана помотала головой.
– Чтобы ты отдала меня под трибунал?
– Кантана, я хочу, чтобы ты поняла, насколько серьёзна твоя ошибка, – Анацеа понимала, что полностью потеряла контроль над Кантаной: ни толики страха не сквозило в её мимике. – Надеюсь, ты достаточно разумна, чтобы понять: ты заслуживаешь самого строгого наказания.
– Я не хочу, чтобы меня калечили за то, кем я являюсь, – прошептала Кантана. Порыв ночного ветра размазал шёпот по земле, превратив в сдавленные отзвуки. – Покровители определили мне этот дар, им и решать, возносить меня или наказывать. Никак не людям. И не тебе, мама. Ты не сломишь меня больше и не запугаешь.
– Я указывала тебе цели лишь потому, что у тебя нет ориентиров, – вымолвила Анацеа, глотая иней.
– Но твоя дорога чужда мне, – Кантана склонила голову, – и впредь я прошу не выбирать за меня. Исполни моё последнее желание, мама. Если ты меня любишь, позволь мне самой определить, где и с кем я хочу быть.
Чувство вины сдавило горло, как ладони чужих рук. Знала ли Анацеа, что у Кантаны есть собственное мнение? Её младшая вечно металась, как маятник, из угла в угол, не находя себе пристанища. Именно поэтому Анацеа считала необходимым вести её по правильной линии. Что ж, может, нерешительность Кантаны сыграет сегодня в её пользу?
– Выбирай, – произнесла Анацеа обветренными губами, чувствуя, как сердце морщится засохшим бутоном. – Я обещаю, что приму твой выбор.
