«Куда правильнее поступали французы! – сетовал Завалихин. – Искоренять заразу следует в зародыше. В России же можно и без guillotine обойтись! Как при Петре – вешать. Офицеров, в порядке исключения, можно и расстреливать».
При виде незнакомого офицера нижний чин, стоящий на карауле, дунул в свисток. Из маленькой калитки в огромных воротах появился разводящий унтер-офицер. Унтер лишь глянул на предъявленную бумагу, убедился в наличие печати и отвел допросчика к дежурному офицеру.
Лейб-гренадерам не позавидуешь – два месяца несут караул в Петропавловской крепости. Офицеров почти не осталось. Те, кто стоял в каре, заняты государственными делами, а оставшиеся с бывшим императором находятся в той же Петропавловке, но с другой стороны тюремных стен… Но все же лейб-гренадеры службу знают. Умудрились, в отличие от тех же «преображенцев», не начать беспробудную пьянку, а остаться боеспособной частью. Став на караул, сделали крепость своей казармой, стянув туда имущество, боеприпасы и продовольствие. По слухам, семейные офицеры отправили туда своих жен и детей. Что же, все правильно – в случае поражения революции лейб-гренадерам рассчитывать не на что.
…Николай Клеопин сидел в тюремном каземате третий месяц (если не считать гарнизонной гауптвахты, где он пробыл от ареста и до Рождества). На гауптвахте кормили по солдатской норме: полтора фунта хлеба и треть фунта крупы в день – не изыски парижской кухни. И полфунта солонины вместе с чаркой водки, полагавшиеся два раза в неделю – не парная телятина и не шампань от Елисеева. Впрочем, в бытность свою офицером Кавказского корпуса, бывало и хуже.
Через месяц пребывания на гауптвахте Клеопина перевели в Петропавловскую крепость. В цитадели Петра и Павла было хуже – хлеба и каши давали вволю, но ни солонины, ни чарки уже не полагалось. Вместо нар, пусть жестких, но чистых – прелая позапрошлогодняя солома. Стены, покрытые инеем, зарешеченные окна без стекол, в которые тянуло холодом Финского залива. Попытка заткнуть окна соломой привела к тому, что в полутемной камере стало совсем темно.
Убивала скука и холод. Книг или журналов не выдавали. Да и читать в темноте было бы сложно. На прогулки не выводили. Пока был один, пытался мерить шагами камеру, коротая время и греясь, но скоро появились соседи и «гулять» стало негде. Среди сокамерников было несколько малознакомых полковников, один престарелый генерал, с десяток статских чиновников и пара персон купеческого вида.
