– Ну что вы, сударь. Я же не всегда в лейб-гвардии служил. Три года у Ермолова в армейских егерях лямку тянул, охотниками командовал, – рассмеялся Николай.
– Ах вот оно что, – облегченно сказал юнкер, с почтением глянув на старшего по званию. – Так вы «кавказец»? Да еще и охотник[8]! Ну, теперь, братцы, понятно, почему нас так быстро «распатронили».
– Ничего, научитесь еще, – утешил штабс-капитан молодежь, а потом кивнул побитым солдатам: – А ну-ка, показывайте – что там у вас.
Ушибы, хоть и были болезненными, но вреда здоровью не причинили. Поболит да перестанет. Зато нижние чины сразу же зауважали офицера. И за умения его и за заботу!
Пока шли, Николай пытался выяснить что-нибудь о судьбе Аленки и ее семьи. Со слов юнкера по фамилии Сумароков (не родственник!), а по имени оказавшегося тезкой – тоже Николаем, хозяева покинули усадьбу еще до пожара. «Слава Богу» – подумал Клеопин и широко перекрестился.
Саперы, спасшиеся чудом, пришли в деревню в конце декабря. Крестьяне их жалели, подкармливали. Даже выделили для жительства пустовавшую избу. За это они должны были охранять жителей. Вот недавно, например, удалось прогнать ораву мародеров, пришедших из столицы пограбить мужичков. В рукопашной схватке и было сломано единственное ружье.
– Ладно, Сумароков, – утешил штабс-капитан тезку. – С ружьем что-нибудь придумаем. Скажите-ка лучше – а кто барский дом спалил?
– А никто не палил, – сообщил юнкер. – Усадьба после отъезда хозяев сгорела. Почему и отчего – неизвестно. Крестьяне тут не бунтовали, смысла нет. Земля тут неудобная, урожая едва-едва до Рождества дотянуть. Они тут все на оброке. Промышляют – кто извозом, кто торговлей. Против хозяина ничего не имеют. Им теперь хуже стало. Раньше-то ездили на промыслы от имени князя Щербатова. Ну, кто княжеских крестьян обидеть решится? Теперь им купцы препоны чинят, торговать мешают.
– Так Харитон Егорович, хоть и Щербатов, но не князь, – удивился Клеопин.
– А кто разбираться будет? – засмеялся юнкер. – У нас ведь как – ежели Шереметьев или Толстой – то граф, ежели Голицын или Щербатов – то князь. Я вон, коли Сумароков, стало быть, поэт…
Юнкер и солдаты привели штабс-капитана в один из домов. Несмотря на то, что изба была большая, а печь топилась «по-белому», тут стоял какой-то нежилой дух. Чувствовалось, что хозяйствуют мужчины. Некрашеный пол давно не то что не скоблен, но даже не мыт. Мусор – сгребен в угол. В деревянном ушате свалена немытая посуда. Устье печи усыпано углями. Там же, на двух камнях лежала грязная сковорода с подгоревшими шкварками. В довершение всего в углу свалена грязная солома, засланная несвежими половиками.
