— Я — тот, кто хочет помочь. Мои силы не безграничны, так что отвечай быстро: люди, которые тебя похитили, тебе важны? Извини, что давлю, но ситуация прескверная. И если у тебя стокгольмский синдром — постарайся его преодолеть.
Похитили?.. Меня?.. Синдром?.. Ох, ладно, потом разберемся.
— Важны. Что ты можешь сделать?
— Важны — как кто? — Принц явно торопился. — Дружба? — ответа он не ждал. — Нет. Любовь? Тоже нет. Родительская ролевая модель?.. О-о, только этого не хватало. Но ладно, будем работать с тем, что есть.
И все исчезло. Я снова увидела реальную картинку: вместо Маленького Принца передо мной лежал избитый Саша.
«На случай, если умрешь, — деловито включился голос в голове, — запомни мантру: „Я — цельная и неделимая. Что со мной — то мое. Принадлежу себе“ — и снова то же самое, по кругу. Я, конечно, найду тебя и мертвую, но лучше этого избежать».
— Арсен, отпусти девчонку! — это снова донеслось из «реала». Фигуры вокруг задвигались в нормальном режиме. А кричал Саша — пытаясь переорать прочие звуки. — Ты видишь, электроника с ума сходит? Если не хочешь, чтобы у тебя кардиостимулятор сдох, отвали от девки!
«Ну, в принципе, „стокгольмский папа“ и сам все понял, — усмехнулся у меня в голове Принц. — Умный человек, с таким приятно иметь дело. Подыграй ему».
— Шеф? — выкрикнул мужик, который раньше держал меня — теперь он подскочил к Арсену. — Шеф, что делать-то?
В руке у него я увидела пистолет. Сначала показалось, что и Арсен полез за оружием — но он схватился за сердце. Я почувствовала электронный отклик у него из груди. И поняла, что натворила.
Завизжала.
Арсен, охнув, попятился, но не упал — подхватили. Я слышала, как колотилось его сердце — посаженное умельцами-врачами на электронный поводок. Все быстрее и быстрее…
— Везите его в больницу! — Я и не думала, что умею так вопить. — Пожалуйста!
— Шеф?! — Идиот-телохранитель приставил к моей голове пистолет.
Три сигналки, три двигателя на максимальных оборотах, люди и мобильники, колотье в висках… И через все это пробился выстрел.
«Ауди» Николая Васильевича создавалась явно не для езды по таким рельефам. Скорость пришлось сбросить до минимума, я с трудом ловил колею, пересекающую пустырь. Наконец, свет фар выхватил застывшие впереди автомобили. Джип поперек колеи, один седан лежит колесами вверх. И — никого.
— Говорите, у нас фора?
Николай Васильевич промолчал. Подъехав к джипу, я остановился, дернул ручник. Мы выбрались наружу.
