— Но… Кому тогда вы поклоняетесь?
Норберт медленно, со значением, поднял кружку, присосался к ней. Кружка стукнулась о столешницу, Норберт крякнул и заговорил:
— Эт как поглядеть. В первую голову, триста шестьдесят четыре дня в году, — деньгам. А сегодня — все больше дракону. Молится народ. Шары заливает, чтоб не думать. А думка-то все равно идет…
— Какая думка? — прошептала Энрика. Голос Норберта звучал так тягуче и значительно, что от одних интонаций становилось жутко.
— Такая думка, что вдруг дракону опять чего-то не понравится, и он нападет на город? Только-только отстроились…
— Норб! — прикрикнул вернувшийся Ульрих. — Я тебя просил — не заводить этих речей в моем кабаке!
Он придвинул к Энрике столик, поставил на него поднос. Тарелка супа и стеклянная кружка с чем-то красным и дымящимся.
— Глинтвейн, — сказал Ульрих. — Давай, тебе сейчас — самое то.
— Он с алкоголем? — спросила Энрика, понюхав кружку.
— Конечно. А что?
— Ничего… Никогда не пила ничего с алкоголем.
Ульрих негромко рассмеялся, покачал головой:
— Да, детка, ты точно не из местных.
Пока Энрика ела суп и пила вкусный горячий напиток, появилась Ева с тазиком воды. Когда Энрика погрузила в него ноги, она поняла, что женщина имела в виду, говоря — «страх». Чудом удержалась, чтобы не взвыть.
— Ничего-ничего, — приговаривала, поглаживая ее по руке, Ева. — Это чувствительность возвращается. Ты перетерпи, и все будет хорошо.
— А лучше — пей, — советовал Ульрих. — Под пьяну лавочку, оно все не так больно.
— Вот еще, ребенка спаивать! — возмутилась Ева.
— Ой, я тебя умоляю! Нашла ребенка. Она, вон, замуж собралась уже.
— Да! — воскликнула Энрика и заговорила, пытаясь отвлечься от боли, терзающей ступни: — Мне восемнадцать лет, и я до Нового года обязательно должна выйти замуж. Хоть за кого. Потому что иначе я перенесусь обратно в Вирту, и меня казнят.
Кашлянул из своего угла Норберт:
— Экая печаль! А что ж там, в Вирте вашей, без замужества — никак?
— Никак, — отозвалась Энрика. — Законы Дио…
— Дикарье, — вздохнул Норберт. — Эх… За Ластер! Свободный город! Самый лучший город в мире!
Он взмахнул кружкой и снова к ней приник.
— А скажи, — попросила Ева каким-то очень уж тихим голосом, — знаешь ты там такого — Нильса Альтермана?
Ложка выпала из дрогнувшей руки. Дыхание перехватило. Даже боль внезапно будто пропала, остался только страх.
— Знаю, — прошептала Энрика. — А что?
— Ну… А как он там? Жив? Здоров?
— Жив, — пробормотала Энрика. — Здоров — о, да. Он — наш карабинер, самый главный. И еще — палач. И когда я вернусь — он мне голову отрубит. Мне очень-очень надо выйти замуж! Помогите?
