— Уж конечно! Ты садись, садись. Где плед? Ах, вот он. Сиди, грейся. Дай-ка ноги посмотрю.
Кресло приняло Энрику в объятия, и она поняла, что останется в нем навеки. Закуталась в клетчатый плед и почувствовала, что начинает плакать. Ничего поделать не могла — слезы просто текли и текли из глаз. Ульрих смущенно отвернулся, стоя рядом. Женщина — наверное, его жена, — снимала с Энрики туфли.
— Ну, чего там? — спросил Ульрих.
— Красные! — с облегчением в голосе отозвалась женщина. — Вот еще б чуть-чуть…
— Беги воду греть!
— Бегу, не видишь?
Но женщина еще немного задержалась, заглянув Энрике в глаза:
— Сейчас ноги болеть будут — страх. Терпи. Повезло тебе, что пальцы побелеть не успели. Что ж ты такого набедокурила-то?
— Ничего! — Энрика руками размазала по лицу слезы. — Тут… Все такие злые! Я просила погреться — никто не пустил.
— Так еще бы, кто ж тебя пустит! — всплеснула женщина руками. — Если хозяин на мороз выгнал, значит, либо проворовалась, либо еще чего похуже. Скажи спасибо, что в тюрьму не бросили.
Хозяин? Проворовалась? Слезы прекратили течь, Энрика смотрела на добрую женщину, хлопая недоумевающими глазами. Ульрих тронул жену за плечо.
— Ева, — сказал он. — Девочка — из Вирту.
Женщина, которую назвали Евой, медленно повернула голову к мужу.
— Вирту? — повторила она. — Как… Не может быть!
— Я оказалась в лесу, — заговорила Энрика. — Пришла сюда и искала пристанища, но никто не пускал!
По мере того как жалость к себе и горе отступали на задний план, в Энрике просыпались гордость и злость.
— У нас, в Вирту, считается позором не помочь нуждающемуся! Законы Дио…
Осеклась. Вот еще — не хватает начать законы Дио проповедовать.
— А нам тут — что Дио, что не Дио — все едино, — хрипло прокаркал прежде молчавший голос.
Энрика устремила взгляд в тот угол, откуда он доносился. Там, почти невидимый, кутался в черное пальто, неприятно напомнившее Гиацинто, старик. На столике перед ним стояла большая кружка.
— Не обращай внимания, — махнула рукой Ева. — Это Норберт Пресслер. Он тут как мебель. По-моему, сперва он появился, а потом вокруг него и кабак вырос. Так же было, да, Ульрих?
— Истинная правда, — улыбнулся Ульрих, и Энрика тоже не сдержала улыбки.
Все же, когда Ева убежала греть воду, а Ульрих — искать еду, Энрика робко вытянула шею в сторону Норберта.
— Простите, — сказала она. — Вы сказали, что здесь не поклоняются Дио?
— Не-а, — отозвался Норберт. — Ластер — свободный городишко. Наслаждайся.
