Ульрих и Ева отстранились от Энрики и молча смотрели в глаза друг другу. Норберт снова что-то каркнул и сказал:
— Я женюсь только по любви. Эт — принцип. Без принципов нынче не проживешь.
Любовь! Энрика поморщилась, услышав ненавистное слово. Вот до любви ли сейчас, когда жизнь на волоске висит? Нет. Даже и не до музыки, честно говоря. От последней мысли Энрике стало не по себе. И, будто сам Дио направил взгляд, она увидела висящую на стене, в окружении картинок и бумажек, скрипку.
— Ничего у тебя тут не получится, деточка, — вздохнула Ева. — Замуж выйти — не чулки купить. Мужчины на работящих женятся, да еще присматриваются долго. Оно, поразвлечься-то, — мест хватает, а семейная жизнь — не шутка.
— Но мне же просто!.. — начала Энрика, но Ева успокоила ее взмахом руки:
— Я-то все понимаю. А мужчине каково? Женится он, чтоб тебя от смерти спасти, а сам что получит? Любить ты его — не любишь, что с тебя в хозяйстве выйдет — поди знай. А кольцо-то просто так не снимешь, не выбросишь. Вот тебе и «замуж».
Энрика заставила себя отвести взгляд от скрипки. Посмотрела в лицо Еве, потом — Ульриху. Добрые, сочувствующие.
— Так что же — все? — спросила еле слышным шепотом. — Не надо было и согреваться. На морозе, говорят, умирать — тепло и приятно под конец становится.
— Я тебе сразу советовал, — пискнул из кармана шарик.
На карман покосились, но ничего не сказали. Какая-то мысль мучила немолодую чету. Вот они отошли вглубь зала, о чем-то заговорили. Отдельные фразы долетали до Энрики. Она вывернула шею, вгляделась, щурясь, в жестикулирующие фигуры возле барной стойки.
— Интересно, о чем говорят?
— Ева говорит, что тебя надо сразу порубить на жаркое. А Ульрих хочет сперва изнасиловать. Но Ева считает, что подавать изнасилованное жаркое клиентам — невежливо, — терпеливо пояснял шарик.
— Да замолчи ты! — Энрика стукнула по карману, и шарик притих.
Ульрих и Ева, наконец, что-то решили и с поникшими головами вернулись к Энрике.
— Слушай, девочка, — покусывая губы, сказала Ева, — если все так серьезно, как ты говоришь, мы тебе можем помочь.
— Правда? — Энрика не сдержала счастливой улыбки. Жизнь будет спасена! А об остальном она подумает после.
— Правда, — подтвердил Ульрих. — Я могу женить на тебе своего сына…
— Вы самый лучший человек в мире, и я всю жизнь буду молиться за вас! — Энрика едва удержалась, чтобы по-детски не захлопать в ладоши, и, остановив жест, поняла, что уже как будто молится. Опустила руки.
