Удивительное дело — младший сержант со свежими лычками спокойно пишет о том, что ему «придется принимать взвод». И дело не только в этой иерархической несуразице — она определялась обстоятельствами, — а в том, как изменился автор письма по сравнению с автором писем из Ванинского порта. Другое самоощущение.
Держу в руках список нового состава своего взвода. Интересно, что я думал, когда решил сохранить его и увез в Ленинград? Какой инстинкт сработал, когда я сохранил письмо Юры Рыбина и этот список? Догадывался ли, что когда-нибудь они могут пригодиться? Не знаю. Но список воспроизведу.
Это не просто перечень фамилий. На мой взгляд — говорящий текст: «Миронюк. Магдыч. Голышев. Сидоров. Олифрименко. Горкунов. Мисюра. Никитин. Буянтуев. Нестеров. Еремеев. Замогильный. Якубенков. Шульга. Стаников. Бутин. Дроговяз. Полуэктов. Сухов. Салдаков. Хилханов. Сорокун. Филатов. Кузьменко. Руткевич. Гуменной. Ларионов. Сальников. Тюлькин. Доращук. Тищенко. Шишмарев. Петухов. Голыгин».
Два последних почему-то дописаны карандашом.
Некоторых помню. Зрительно помню.
Петухов — невысокий, но массивный, с большим лицом,— чемпион роты по чему-то вроде вольной борьбы. Это было популярное занятие. Вообще мы изобретали самые неожиданные физические упражнения. Например, поднимали зубами гири. Было в роте две гири — пудовая и двухпудовая. Брался чистый носовой платок, завязывался на ручке гири так, чтобы узел был сверху. Человек становился над гирей, широко расставив ноги и упершись руками в колени, нагибался, брался зубами за этот узелок и распрямлялся. Ну, разумеется, кто мог распрямиться. Были силачи, поднимавшие таким образом двухпудовую гирю. Мой предел был — пудовая. И как только зубы выдерживали...
Да, список...
Как видим, в основном Украина. Причем — Западная. Буянтуев и Хилханов — буряты.
С этим составом взвода особых сложностей не было, однако эксцессы случались.
Героем одного, и весьма неприятного, был Сорокун. Большой рыхлый парень с детским лицом, очень ленивый и простодушно хитрый. То, что называлось — сачок. Была в нем и некоторая наглость. Однажды перед вечерней поверкой, когда взвод вышел из палаток, чтобы строиться на передней линейке, он чем-то раздражил Чигвинцева, который Сорокуна вообще не любил. Было за что. Я стоял довольно далеко и диалога их не слышал. Очевидно, комвзвода сделал Сорокуну замечание, а тот своим ответом вывел Чигвинцева из себя. И он ткнул Сорокуна кулаком в грудь, именно ткнул. У Чигвинцева, очень сильного, были тяжелые крупные кисти рук и соответствующие кулаки. Коли бы он Сорокуна ударил, вряд ли тот устоял бы на ногах. Но отреагировал этот обычно флегматичный парень совершенно неожиданно. Дорожка передней линейки была обрамлена косо поставленными кирпичами, Сорокун схватил кирпич и замахнулся на комвзвода... Я уже шел к ним и в этот момент оказался рядом. И понял: если Сорокун ударит Чигвинцева, то, во-первых, он может Мишу серьезно изуродовать, а во-вторых, загремит в лучшем случае на зону, а в худшем — в дисбат, где сержанты припомнят ему покушение на командира. И дело его будет плохо.
