— Ну, не знаю, — я понял, что снова обидел Ирку своими глупыми вопросами. — Извини, я правда совсем не о том думаю.
Но настроение у нее уже испортилось. Она быстро встала и натянула платье.
— Эй, ты уже собираешься уходить?
— Да, мне пора.
Я знал, что ей — пора. Приближался вечер — наиболее коммерчески успешное время для отношений между мужчиной и женщиной. И зачем ей тратить вечернее время на меня? Но я знал, что она могла побыть со мной еще немного — и собиралась побыть, пока я не начал ее дергать своими «серьезными» вопросами. А сейчас она поедет куда-то в кафе и проведет это время, мое время, потягивая латте и листая журналы. Может быть, флиртуя с новым хахалем.
— Слушай. Я хочу жить, — отчитывала она меня. — Жить, а не загоняться. А у тебя все время — исключительно какие-то загоны. Какие-то, твою мать, «чувства»! — она брезгливо подобрала губы. — И ничего, кроме них! Давай застегни!
Ирка села ко мне на кровать, повернулась спиной. Я потянул вверх молнию на платье. Белое платье Prada было из натурального шелка, легкого, как крылья бабочки. На меня вдруг накатило, я прижался к ее спине носом, обвив руками, обняв за плечи. Эту молнию, которую я сейчас застегнул, скоро расстегнет другой мужчина. Который употребит Иркину красоту и молодость, а она после этого никуда не будет от него спешить. И это — нормально. Просто я — слишком сентиментальный.
Ирка покорно замерла, позволяя мне надышаться ее телом. Она сидела вот так, с прямой спиной, и, наверное, получала удовольствие от собственной позы, оттого, как это, если посмотреть со стороны, наверное, красиво — когда ты в дорогом шелковом платье сидишь, а тебя так вожделеют, так льнут к тебе, так страстно обнимают. Потому что когда тебя хотят, это значит, что ты — супер. Потом она, видимо, почувствовала, что глаза мои увлажнились, и брезгливо отпрянула. Резко встав, она подошла к настенному зеркалу и попыталась рассмотреть на шелке следы от моих слез.
— Ты что делаешь? — спросила она. — Ты вообще знаешь, сколько это стоит?
Я знал. Это стоит 5–6 тысяч юаней. На такие деньги я могу жить полгода.
— Посмотри, пятен не будет? — спросила она холодно. — Между нами пролегла стена моей несдержанности.
— Нет, не будет. Это же вода. Слезы — это вода, — ответил я.
— Знаешь, иногда я забываю, какой ты… — кажется, тут она хотела по-товарищески выматериться, но сдержалась. — Какой ты чудак.
— Извини, — сказал я максимально спокойно. — Ты к нему?
