Чтобы запутать гитлеровцев, мы идем к своей стоянке не напрямик, а в обход. Передвигаться трудно всем, а мне особенно. Ноги наливаются свинцом, теряют чувствительность. Стараюсь не отставать, но силы быстро таят. Это не только усталость, а и результат потери крови.
Над снежным полем встает красное морозное солнце. Оно не греет, не дает тепла и кажется совсем не нужным. Неожиданно светило становится черным, перед глазами замельтешили белые, зеленые, желтые мотыльки. Я падаю…
Когда открыл глаза, над собой увидел Василия Мальшина. Из своей фляги он вылил мне в рот остатки спирта.
— Что же вы, товарищ майор, не сказали, что ранены? — с обидой произнес он.
Мальшин разрезал финским ножом мой валенок, меховые чулки-унтята и стянул жгутом ногу выше колена. Заметив, как Мальшин прикусил нижнюю губу, взглянув на мою ступню, я спросил:
— Что там?
Он не ответил.
Мне стало плохо. Сознание затуманилось. Слышал чьи-то знакомые голоса. Но чьи — определить не мог. Совсем рядом кто-то сказал:
— Осторожней, осторожней!..
Сперва я не понял, к кому это относится. Потом увидел носилки, сделанные из жердей и вещевых мешков. Оказалось, на них хотят уложить меня.
Я сопротивляюсь, прошу:
— Помогите подняться, сам пойду.
Ребята почему-то заулыбались, приподняли, подсунули под спину свое сооружение. Мальшин поправил на мне шапку, коротко кому-то бросил:
— Давайте!
Я поплыл.
— Не иначе, пурга будет, — заметил один из несших меня. — Вон как небо затянуло. И ветер гудит…
— Успеть бы до лагеря добраться, — отозвался другой.
Василий Мальшин сокрушался:
— Как же это я не уберег командира!..
Больше ничего не запомнилось: я надолго потерял сознание.
Позже фельдшер Саша Кузьмина рассказала:
— Я вас, Иван Георгиевич, никак в сознание привести не могла: только стонете да зубами скрипите.
Мне требовалась медицинская помощь, какую, увы, не мог оказать фельдшер, да еще во вражеском тылу.
Радист Суханов связался со штабом ВВС фронта, и через несколько часов к нам прилетел санитарный самолет. Товарищи разместили в нем нас с Сашей Кузьминой.
Машина поднялась в воздух. Это был восемнадцатый день пребывания нашего отряда во вражеском тылу.
Потом друзья рассказали, что они считали меня безнадежным. Кто-то даже вслух сказал:
— Жаль майора, не выживет.
Скорее всего, именно тогда и родился слух о моей гибели, докатившийся до 1-го бомбардировочного полка.
