… Я уж брюки отутюжил и вообще… Прошу убедиться самолично!
Дудыкин широким жестом указал на море, словно дарил эти два цветущие острова. Кок глянул зачем-то за корму, наверх, потом за борт, задвигал курносым носом и уверенно сказал:
— Пожалуйста! Часам к пяти в Неаполе будем!
Засвистала боцманская дудка.
— Команде приготовить майское, первое и второе отделение — приготовиться на берег!
У приятелей вытянулись лица. Они глянули друг на друга, как по команде, зачесали затылки. Кок понимающе сощурился и крякнул.
— Будет и вам майское, верная моя команда, за хорошую работу. А теперь шабаш! Ужина варить не будем, команда на берегу налопается до отвала. Айда, на примерку казенного майского обмундирования!
Впереди показалась огромная гора. На верхушке ее еле курился большой столб пара. Везувий безмятежно дремал.
Крейсер прибавил ходу. Неподалеку прошел пассажирский итальянский пароход. Пассажиры перешли на один борт. Накреня пароход, они отчаянно жестикулировали, размахивая платками.
Разворачиваясь кормой, отпугивая басистой сиреной бесчисленное количество лодок и ботов, крейсер входил в гавань Неаполя.
Над портом стоял тысячеголосый гул, громыхали лебедки, шипели краны, кричали грузчики угля, — шла погрузка пароходов. С левой стороны вытянулись десятки итальянских миноносцев, приветствуя крейсер мелодичными сигналами.
«Коминтерн» подходил к гавани. Сигнальщик поднял на мачте итальянский флаг. Воздух задрожал от залпов крейсера.
Когда рассеялся дым, с итальянского корабля грянули ответные выстрелы, и на его мачте развернулся флаг СССР.
Крейсер отшвартовался к каменному молу. Десятки лодок подплыли к борту, торопливо вбегали по трапу купцы, прачки, портные, парикмахеры и фотографы. Все это кричало, отчаянно размахивало руками; портные на ходу снимали мерку, фотографы делали снимки краснофлотцев, прачки бесцеремонно лезли в кубрики и собирали грязное белье.
К вечеру, когда солнце зашло за стены старого разрушенного замка, на фоне пылающего неба за кормой крейсера выросли три неподвижные фигуры. В черных фесках, с маузерами у пояса, со зловещими знаками на черных рубашках, стояли они, не сводя глаз с выходивших и входивших на крейсер.
Увидя их в иллюминатор, Гришка засвистал и тихонько спросил кока:
— Дядя Остап, что это за птицы?
Не оглядываясь, примеряя Мишке хрустевшие майские брюки, всезнающий кок буркнул:
— Не птицы это, Гришуха, а фашисты, на манер жандармерии, только похлеще!
