Стук ложек стих, как по волшебству, оба завтракающих повернулись в мою с Барминой сторону, при этом как-то очень нехорошо посмотрели. Индеец также прервал свои возлияния, но в отличие от белых, он пошёл дальше — достал из ножен на поясе узкий длинный клинок с чуть изгибающимся лезвием и слегка заплетающимся голосом произнёс:
— Красномундирники сами принесли нам своим скальпы.
И я его отлично понял, хотя говорил он не на французском или английском. И это был не немецкий, на котором я знал несколько сотен слов и пару дюжин предложений.
— Мы не англичане, но французского никто из нас не знает, — на языке индейца ответил я.
— Команчи?
Скрипнула заслонка, прикрывающая окошко, с той стороны ярко засветил ацетиленовый фонарь — не чета давно нечищеным керосинкам. Вместе с фонарём почти мне под нос был выставлен монструозный капсульный пистолет с калибром ствола эдак восьмого. К счастью, оружие было направленно вверх, хоть и в опасной близости от моего лица.
— И не команчи. Русские мы, — ответил я. Хорошо, что я приказал Бармине вести себя очень тихо, пока не проявят к нам откровенной вражды. Не представляю, чтобы сейчас могло произойти, дай я волю джиннии.
— Русские? — недоверчиво на неплохом индейском протянул трактирщик или торговец (чёрт его знает, с кем я тут беседы веду). — Вас здесь никогда не было… и что-то твоя скво не похожа на тебя, на местную краснокожую больше смахивает, чем на честного европейца.
— В России много национальностей, не только белые. Так что там по моему делу или так и станешь махать пистолетом перед носом?
Собеседник хмыкнул, прижал большим пальцем «собачку» снял капсуль и поставил курок в безопасное положение.
— Ну, показывай свой товар, — произнёс он голосом известного игрового персонажа из тематики апокалипсиса, даже фраза почти ничем не отличалась.
— Вот хаба… товар в смысле. Волчьи шкуры сырые, промороженные. Все чистенькие, без единой дырочки, — я с облечением снял с плеча тугой свёрток со шкурами и положил на полку напротив окошка. — Ещё винтовку капсюльную хочу продать, хорошую.
— Это ещё смотреть нужно, насколько она хороша, — буркнул торгаш. — За шкуры двадцать франков даю и мне плевать на их состояние. Хоть скальпы, хоть шкуры — двадцать франков и не су больше.
И кто мне подскажет, сколько это — двадцать франков? Много? Мало?
— Здесь десять штук, — хлопнул я по тючку.
— На улице под притолоку у порога повесь, потом ими займутся. Ружьё показывай.
