И правда, начало рассыпаться, но совсем не потому, почему думал Федя. Неожиданно Аркадий ушел из дома. И должно быть, насовсем. Ни плача, ни крика не было. Эльма Самойловна бодро вышла утром полить цветы. Но это была только видимость.
Таиска заметила:
— Побледнела, осунулась!..
Федя поглядел — и правда.
Впрочем, ничто не бывает ни с того, ни с сего. Теперь Федя припомнил, что у Перелясовых было несколько ссор. Вообще-то говоря, они ссорились тихо, только последняя ссора произошла с шумом.
Голос Модеста Антиповича звучал так внятно, что можно было различить отдельные слова:
— Ты еще пожалеешь!
Эльма Самойловна отвечала ему тоже тихо, но внятно:
— Наша квартира не склад… Больше не потерплю…
Он в чем-то старался убедить ее:
— Это абсолютно безопасно.
А она ответила:
— Если б Арик тебе был родной, ты бы не так рассуждал…
— Назло вам не сдохну! Еще как заживу, завидовать будете!.. — это кричал Аркадий.
Видимо, кто-то сказал ему, что он один не проживет.
Тая вздохнула:
— Тоже мне, бунтарь!
Через день к Кораблевым пришел Игорь Николаевич. Они с Таиской говорили о чем угодно, только не об Аркадии. До одного момента. Прощаясь, Таиска неожиданно спросила:
— Теперь вы довольны?
— Вы о чем? — спросил он.
— Вы знаете… Аркадий куда-то ушел…
— Нет, вы ошибаетесь…
А еще через день появился Белый. Не заходя к старикам, поманил пальцем Федю:
— Позови Таю…
Федя просунул лицо в полуоткрытую дверь. Позвал сестру:
— Тебя… Аркадий зовет.
— О господи! — почему-то испугалась она.
Вышла к нему в своем синем платье. Села рядом.
— Ну, что надумала?
Федя понял, что до этого между ними был какой-то разговор, в итоге которого сестра обещала подумать.
— Ничего.
— Плохо.
— Смотря для кого.
— Для тебя, конечно… Мы бы вдвоем… Уехали бы отсюда далеко-далеко.
— А зачем мне ехать?
— А мне надо уехать. Обязательно надо. Не хочу больше…
— Чего не хочешь?
— Такой подлой жизни.
На перелясовской верандочке зашлепали домашние туфли. Это была Эльма Самойловна. Она подошла к ним.
— Арик! Милый!
Обняла, поцеловала сына. Он нахмурился:
— Не надо. — Отстранил ее локтем.
— Какой ты неласковый…
— Мама, прошу! Иди к себе.
Когда Белый ушел, Федя заметил, что Таиска о чем-то задумалась.
— Ты чего? — спросил он.
— Нехорошо он сказал: «Иди к себе».
— Это он умеет, — кивнул Федя.
— Что умеет?
— Нагрубить…
— Много ты понимаешь!
Таиска села у окна. Ждала. Кого? Это без всяких объяснений понятно. Зачем-то спросила Федю насмешливо:
— Как по-твоему, я красивая?
Он ответил:
