– Теперь ты отомщена.
Голос старика дребезжал, подобно треснувшему трамвайному стеклу. Изъеденное стрессами и фармацевтикой лицо исказилось в подобострастной улыбке, направленной в полумрак кабинета. Не получив ожидаемой реакции от пустоты перед собой, старик вздрогнул, и его рука нервно забилась в агонии на столе, сметая важные государственные бумаги во все стороны.
– Ты отомщена! – теперь в голосе звучало отчаяние.
За окном завыли сирены воздушной тревоги. В дверь кабинета настойчиво постучали. Что-то с неестественно громким ревом пронеслось над зданием Рейхсканцелярии, а следом воздух наполнился рыком мощных даймлеровских моторов. Однако старика все это светопреставление за пределами его кабинета ничуть не волновало. Он скрюченными пальцами сжал в еще повиновавшейся руке маленький голубенький конвертик и упрямо сверлил немигающим взглядом пространство перед своим столом.
Стук в дверь прекратился. Конечно, за окном ничего и не думало прекращаться. Налеты на Берлин теперь шли как по расписанию. Но стучавший понял, что у хозяина кабинета наверняка есть причины не открывать дверь. По крайней мере, ближайшие полчаса, пока воздушная армада противника еще далеко.
– Я тут, – вкрадчивый шепот царапнул разум старика, и тот ощутил, как пустота побежала по венам.
– Ты отомщена, – повторил обрадованный старик и махнул бьющейся в конвульсиях рукой в сторону окна. – Мы нашли его. И он понес наказание.
– Правда? – над бездонными провалами глаз, в обрамлении пышных девичьих ресниц изогнулись удивленными уголками тонкие брови. – Благодарю, мой фюрер. Мне стало намного легче.
Пепел начал рассеиваться, а пустота в теле старика заполняться дряхлой плотью. Он вскочил так резко, что кресло с грохотом упало на спинку, и попытался схватить исчезающую фигуру.
– Проклятье снято?! – взвизгнул старик, беспомощно хватая пальцами воздух. – Ты обещала!
– А ведь и правда, обещала, – согласился шепот.
Серые губы скривились в усмешке. Облако рассеялось, и под пылающим безумием взглядом старика осталась стоять фигура девушки, будто сошедшая с экрана кинотеатра кайзеровской эпохи. Тут и там ее тело подрагивало, искажалось, и сквозь прорехи в серой плоти проглядывало ясное берлинское небо за окном рейхсканцелярии. Старик замер с лицом, перекошенным то ли от ужаса, то ли еще от одного из десятков обуревавших его чувств, и даже взбунтовавшаяся рука прекратила биться в судорогах.
– Мой фюрер, неужели вы думаете, что все находящееся за гранью вашего понимания – истинно? – скрежещущий шепот был пропитан глубоким презрением. – Явись пред вами призрак, никс, ве́тте или тролль, вы от каждого бы ожидали исполнения всех его обещаний?
