– Шутите? Нашу роту возглавлял злобный унтерштурмфюрер Лотт. Мы дальше лагеря нос боялись высунуть. У него с дисциплиной было строго.
– Да, достойный офицер, – согласился Леетш. – Я допросил его первым. Он, кстати, настаивал на вашем расстреле. Говорил, что такие слабовольные недочеловеки, как вы, позорят СС и арийскую расу. И что кто-то из вас вполне мог решиться на такое гнусное преступление.
Босфельд снова опустил глаза в пол и ничего не ответил.
– Как звали ту девушку, Отто? – выждав длинную паузу, спросил Леетш.
– Какую?
– Которую вы изнасиловали! Вы узнали ее имя прежде, чем наброситься на нее?
– Я не трогал никакую девушку, – пробурчал Босфельд.
– Трогал, Отто, еще как трогал! – прорычал следователь, вскакивая с ящика из-под патронов, который служил ему сидением. – Расскажи мне, Отто, зачем ты выдавил ей глаза? Чтобы она не опознала тебя?!
– Мой Бог! – прошептал солдат, и его лицо побледнело так сильно, что это стало заметно в тусклом свете керосиновой лампы сквозь щетину и слой грязи.
– Ты выдавил ей глаза своими мерзкими пальцами, Отто, и принялся душить, упиваясь ее хриплыми стонами! Тебе мало было просто надругаться над ней и лишить ее чести! Ты искалечил ее, рвал на части ее хрупкое юное тельце, Отто!
Леетш внезапным движением ухватил солдата за шею и рванул на себя так сильно, что тот упал перед ним на колени. Босфельд вскрикнул, пытаясь высвободиться, но следователь приставил к его горлу лезвие кинжала и процедил сквозь зубы:
– Замри, ублюдок, и отвечай. Как звали девушку?
– Я не трогал никакую девушку, – сдавленным голосом, заикаясь, ответил солдат.
– Я вырежу твой кадык и засуну в твою глотку, Отто, если ты сейчас не сознаешься.
Но Босфельд не сознавался даже тогда, когда оберштурмфюрер связал его, сунул в рот кляп, и именной кинжал принялся пядь за пядью превращать тело солдата в сплошной кровавый сгусток боли. В конце концов, когда пределы человеческих возможностей были превышены многократно и обезображенный солдат потерял сознание, Леетш хорошенько протер клинок, смыл с рук кровь и подошел к двери землянки.
– Все нормально? – поинтересовался фельдфебель, заглядывая в полусумрак своего блиндажа.
– Да, – кивнул следователь, и улыбнулся. – Отто вне подозрений, но он указал мне на вероятного преступника. Позовите его для очной ставки.
– Кого именно? Кунке или Хаазе?
– Бодвина Кунке, пожалуйста.
Кунке ростом был ниже Босфельда, но чуть выше Леешта, так что в землянке ему тоже пришлось пригнуть голову. Следователь пропустил его вперед, и, когда глаза солдата привыкли к темноте, он разглядел тело сослуживца, лежащее в дальнем конце помещения. Однако он не успел издать ни звука, так как теплое лезвие кинжала уже жгло ему горло.
