— Честь? — повторил он негромко. — Какая же это честь.
— Самурайская, — вырвалось у Вадима.
— Какая же это честь, когда брюхо себе вспарывают, чтобы позора избежать. Когда боятся. Боятся увидеть свой позор, услышать его. Вот выдержи этот позор, тогда — да, мужество. Мужество, как я считаю, равное святости. Не тот смелый, кто пулю себе в лоб или голову в петлю, — он на минуту задумался, — а вот когда ты в глазах всего мира тварью и подонком вышел, (и первым — в своих глазах), когда последняя шлюха плюет в тебя, и конца этому нет. И не бьет тебя никто, не режет, не пытает. Плюют только. И даже не плюют, а только говорят… очень неприятные слова говорят. Как вот это выдержать? Когда подходит к тебе последняя шлюха и имеет право тебе сказать — в лицо. А ты ничего сделать не можешь, ты же тварь, ты же понимаешь, что эта последняя шлюха, действительно, имеет право. А хуже — когда и она не подойдет, когда и она побрезгует даже плюнуть, даже подойти побрезгует. Как вот это выдержать?
— А разве … ты так живешь? — Вадим спросил, и сам испугался, даже замер, боясь и взглянуть на отца.
— Нет, — задумавшись, произнес отец. — Я живу по-другому. Я слишком один. — Он замолчал. Молчал и Вадим. Шум дождя усилился. В комнате стало темно, пасмурно. — Я привык жить один, — вдруг сказал отец. — Мне никто не нужен.
— И я?
— Мне никто не нужен, — с какой-то внезапной ненавистью повторил отец. — И твоя мать… — Вадим уже знал, что услышит дальше. — У меня была своя жизнь — своя, — голос его окреп. — И она, твоя мать…
— Папа, не надо! — воскликнул Вадим.
— Правильно, не надо! Ты всегда мать любил больше. А зачем ты тогда пришел ко мне? Зачем? Я не звал тебя. Я и ее никогда не звал. Чего тебе от меня надо? Зачем ты ходишь ко мне? Зачем? — и уже яростно разглядывал он сына, яростно и… чуть не плача. Он готов был заплакать от какой-то внезапной, нахлынувшей обиды. Он сумел удержаться. — Мои родственнички хотят меня упечь в психушку, они вот тоже все заходят ко мне, все о здоровье моем справляются, они только и ждут. А знаешь чего? Знаешь, что им нужно? То же, что и твоей матери — моя, вот эта вот, квартира. Но вы ее не получите. Не дождетесь, — отец сплюнул. — Не дождетесь, — повторил уже оживившись и даже с вызовом.
— Мне не нужна твоя квартира, — с такой же внезапной обидой воскликнул сын, вскочил и ушел.
Два с лишним месяца прошло после этой их встречи; и лишь зимой, в декабре, перед самым новым годом, Вадим вновь зашел к отцу. Не мог не зайти, что-то щемило внутри.
