Трещина | страница 31
Климов не ошибся. Едва только манящий аромат грибного супа разнесся над стоянкой, у костра выросла тщедушная фигурка бухгалтера. В его руке поблескивала выуженная откуда-то новенькая алюминиевая ложка.
— Ну и стервец! — покачал головой Климов, удивляясь столь откровенной наглости Лепешкина.
Возмущенный не менее Климова, Олег Павлович нахмурил брови и тоном, не обещавшим ничего хорошего, обратился к бухгалтеру:
— Вы, гражданин Лепешкин, чего, собственно, хотите? Обеда сегодня не будет.
— Как не будет? А это что? — Лепешкин указал ложкой на ведро с аппетитным варевом.
— Для вас не будет. Вы, как не принимавший участия в общих приготовлениях к обеду, исключаетесь из числа наших сотрапезников.
— Кто не работает — тот не ест, — добавил Климов назидательно.
— Нет, позвольте, — забеспокоился Лепешкин, — так дело не пойдет. Ведь у меня есть ложка, а у вас, как я понял, нет ни одной. Я же могу рассчитывать на получение своей порции в обмен на пользование ложкой? Без ложки вы все равно есть не сможете.
— Лучше с голоду подохнуть, — огрызнулся Климов, угрожающе сжимая кулаки, — чем облизывать твою паршивую ложку.
— Ложка не паршивая, а совсем даже новая. Зря вы так, товарищ Климов.
— Я тебе не товарищ! — выкрикнул Климов, наступая на бедного бухгалтера.
Остальные участники поездки, услышав перебранку у костра, побросали свою работу и поспешили к месту вот-вот готовой вспыхнуть ссоры. Борис, совершенно спокойный и невозмутимый, положил руку на плечо Лепешкину и произнес:
— Ты, папаша, не суетись и намотай на ус то, что я скажу. Мы люди простые, без портфелей ходим, живем с дикарями бок о бок, нравы у нас, соответственно, дикие и, прямо скажем, весьма жестокие. Так что ложку мы у тебя отберем, и пикнуть не успеешь, а если надо — и самого на шашлык пустим. Ферштейн?
Лепешкин побледнел и, спрятав ложку за спину, отступил назад, к автобусу.
— Вы не имеете права! — взвизгнул он. — Это насилие!
— Насилие и есть, — кивнул Борис, глядя в глаза бухгалтеру.
— Да уж оставьте его, ребятки, — заступилась за бухгалтера Мария Семеновна. — Видите, человек не в себе, переживает.
— Ваше слово — закон, Мария Семеновна, — улыбнулся Борис, разводя руками, — но все равно я его съем, когда у нас будет туго с продовольствием.
— А я, может, и раньше, если грибы опротивеют, — подхватил Климов, — что вряд ли.
— Ну, хватит, — строго оборвала их Мария Семеновна.
Испуганный Лепешкин скрылся в автобусе, унося с собой драгоценную ложку; забившись в угол, злобно сверкал он стеклами своих очков, глядя на ненавистных ему людей.