Патриотизм и русская цивилизационная идентичность в современном российском обществе | страница 57



В-третьих, сама идея реализации идеала и, соответственно, социальной реконструкции предполагает разработку «большого проекта» в ситуации, когда повсеместно доминирует постмодернистская установка на целенаправленное устранение «больших смыслов» со ставкой на так называемую модель «пошаговой инженерии» (в духе К. Поппера). Соответственно, возникают едва преодолимые трудности в разработке и принятии долгосрочной государственной стратегии развития, и, соответственно, в осуществлении целого веера детально проработанных и предварительно обеспеченных (в ресурсном плане и в правовом поле) масштабных программ, которые должны соответствовать неким заявленным в рамках «большого проекта» идеалам.

3. Гражданская идентичность: российский и русский варианты проектирования, политический выбор великороссов

Какое будущее ожидает Россию, какой ей суждено стать в ближайшей и отдаленной перспективе, за горизонтом медленно уходящего смутного времени? Это и вечный спор между западниками и славянофилами, и его продолжение в эпоху социалистического переустройства в отдельно взятой, но самой крупной стране мира, взявшей на себя в послевоенную эру роль одной из двух сверхдержав-победителей и лидера стран лагеря социализма. Костяк этого лагеря составили славянские страны, ставшие после гибели биполярной системы одним из мощных этнокультурных сегментов Евросоюза, но в конфессионально-цивилизационном и языковом плане сохранившие глубинное родство с Россией, неподвластное даже самой жесткой идеологической «переидентификации» и перевоспитанию, откуда бы оно ни исходило – от Запада или от самой России, на время забывшей о родстве.

Одно это обстоятельство не позволяет «навсегда закрыть вопрос» о выборе России, во многом предопределяющем и выбор европейцев. А их выбор в какой-то степени предначертан: европейские страны могут либо сохранить и расширить культурные границы своего союза, сотрудничая с Россией, также находящейся в стадии конструирования своего «завтра», на всех этапах проектирования нашего общего будущего, либо собственными руками разрушить созданное ими «недогосударство» – величественное здание, построенное с умом и по плану (школа Р. Куденхове-Калерги), но на «цивилизационном разломе».

Выбор «русского будущего» в наши дни – это противостояние между самозваными либералами, у которых нет и не было никакой связи с либерализмом (западный либерализм не тождествен духу компрадорского первонакопительства, беззакония и тотальной деконструкции) и государственниками, среди которых давно нет или почти нет славянофилов. Но это не означает, конечно, что сам диалог между западниками и славянофилами не станет актуальным завтра. Более того, русский выбор – это и ожесточенный спор и в самом западном обществе, да и во всем «нерусском мире». Как подметил С. Хантингтон, автор одной наиболее популярных версий «цивилизационных разломов», «споры между российскими западниками и славянофилами насчет будущего России… сменились спорами в Европе между правыми и левыми о будущем Запада и о том, олицетворял ли собой это будущее Советский Союз или нет. После Второй мировой войны мощь Советского Союза усилилась из-за притягательности коммунизма для Запада и, что более важно, для не-западных цивилизаций, которые теперь встали в оппозицию Западу. Те элиты не-западных обществ, находящихся под господством Запада, которые жаждали поддаться на соблазны Запада, говорили о самоопределении и демократии; те же, кто хотел конфронтации с Западом, призывали к революции и национально-освободительной борьбе»