К таким же последствиям ведет и направленное информационное промывание массового сознания со стороны националистически ориентированных и просто «скупленных» СМИ или, к примеру, со стороны озабоченных своим социальным статусом этнических, религиозных или сексуальных меньшинств. Сам факт перечисления этих совершенно не равноценных групп (меньшинств) в качестве рядоположенных категорий в классификационных или идентификационных схемах и признание за ними права считаться почти что равнозначными акторами политики на национальном и международном уровне служит проявлением превращенного сознания.
С другой стороны, многие политики, причастные к выработке геополитических стратегий, а также политтехнологи, обеспечивающие оперативное информационно-аналитическое обслуживание и сопровождение реальной политики, утверждают, что культурная и политическая самоидентификация государств и наций – один из главных вызовов времени. Такой вывод относится в первую очередь к странам «переходного типа», адаптирующимся к эпохе глобального контроля со стороны структур, не подконтрольных ни национальным парламентам, ни международным организациям. Это свидетельствует о размытой границе межу самоидентификацией и принудительной идентификацией.
Во-вторых, когда мы говорим о самоидентификации, то невольно попадаем в языковую ловушку, поскольку акцентируем внимание на первом слоге «само», забывая, что в действительности доминирует «добровольно-принудительная самоидентификация». И хотя чаще всего под самоидентификацией имеется в виду самоопределение, самоотожествление, самообразование и прочие формы самореализации, она представляет собой прямо противоположное действие – самоотождествление с другим. Именно в этом ее смысловой стержень, что предполагает и самопереоценку, и самоограничение, и даже качественную реконструкцию самообраза, вплоть до самоотрицания. К примеру, такие самообразы, как «я – либерал» и «я – консерватор» или «Россия для русских» и «Россия – либеральная империя» (последние формулы – на совести их авторов) не столько расширяют возможности самореализации для государства и его граждан, сколько ограничивают возможность какого бы то ни было выбора. Это касается не только одиозных идей, но и вполне приемлемых стратагем. Дело в том, что единожды сделанный выбор – оборотная сторона отсутствия выбора…
Данный вывод относится даже к тем случаям, когда тот другой, с кем мы стремимся отождествить себя, – не что иное, как идеализированный собственный образ (проекция ожидаемого будущего или созданного воображением собственного исторического прошлого). Примеры также лежат на поверхности. В плане персональной самоидентификации это набор самообразов – ориентиров в жизненном пространстве (например, профессиональных: «начинающий политик», «будущий хирург»). В плане национальной самоидентификации, когда ее субъектом-объектом является сама этнокультурная общность (или общности) – это веер возможных вариантов, тиражируемых в соответствии с набором исторических образцов-прецедентов.
