– Точно.
– Как ты справляешься?
Меня умиляли ее щеки – теперь бледные с розовыми пятнами.
– Просто. Мое сердце принадлежит другому.
– Еще более красивому, чем эти?
Забавно.
– Нет, он… – Как бы так описать Дрейка? – … не такой красивый, выглядит чуть проще. И даже не такой высокий и накачанный.
«Для меня идеальный».
– Должно быть, у него другие великолепные качества.
«Десять из десяти».
Ответить одним словом не выйдет, а многословно незачем. И потому я просто промолчала. Кухня в квартире Айрини, как ни странно, напоминала «наши» хрущевские: узкая, довольно тесная, с кучей магнитов из путешествий на холодильнике.
– Это… ее?
Она поняла сразу. Кивнула.
– Здесь почти ничего моего. Только я. Где-то очень глубоко внутри.
И улыбнулась так, что у меня защемило нерв души. Находясь с ней рядом, я все сильнее ощущала, что хочу каким-либо образом помочь. Потому что одинокого человека, даже если он притворяется довольным жизнью, видно издалека. Эра – сущность, бесконечно могущественная, но потерянная. Так не должно быть, так неправильно. И нет, она бы не выбрала для стола скатерть с фруктовыми корзинками, ярко-желтые занавески на окна и темный кухонный гарнитур. Не знаю, какой была бы ее настоящая квартира, обставленная ей же, но выглядела бы она однозначно иначе.
– Не тяжело, – я не удержалась, спросила, – жить среди чужого?
Она отвернулась, посмотрела в сторону. И ответ я прочитала по глазам: «Что изменилось бы с переездом в другую квартиру? Я осталась бы собой. Точнее, не собой. Бессмысленно».
Действительно. Счастье для нее в другом.
Чай мы заварили в старых фарфоровых чашках, украшенных цветами пиона. Печенье высыпали в хрустальную вазу-рыбу.
За окном прогорал очередной осенний день – мягче, спокойней сделался свет, небо затянуло сероватыми тучами.
– Значит, ты телепортируешь их на заданиях?
– Да. Сейчас не так часто, больше «по требованию».
– А давно ты обнаружила это в себе?
– Дар к телепортации? Да, кажется что уже давно, потому что слишком сильно изменилась жизнь. Просто иная реальность.
Мы никуда не торопились, компания друг друга нам нравилась. И потому я рассказала о том, как работала в Ленинске обычным переводчиком, жила скучную и блеклую жизнь, пока не случилось это – случайный прыжок сначала в Нордейл, затем в Прагу.
– Напугалась тогда?
– Не то слово. Многого не могла понять. Например, почему моему появлению не удивляются люди? Почему реагируют, как на нечто само собой разумеющееся? Чувствовала дискомфорт от мысли, что «раскладываюсь» на атомы, а после вновь собираюсь где-то еще. Боялась, что однажды вот так не сложусь полностью…
