Ни ума, ни фантазии | страница 89
Я сидел на газоне и отжимал плащ, футболка пристала к телу. У моего плеча сидел на корточках мужик в джинсовом костюме.
— Да… Замечательно… Я сейчас… — ответил я заторможенно, накинул мокрый плащ и поспешил к метро.
Обида плетью била по моим мокрым ногам. Значит, свинцовоглазки никогда не существовало. Но был ли это сон? Нет. Я сидел на газоне, не закрывая глаз. Просто фантазия. Но так ярко? Ребятам решил не рассказывать — подумают ещё, что жульничаю. Да и после визита Нади отношение к женщинам в квартире установилось — известно какое.
Студентов я гонял на совесть. Между ясностью улицы и неизвестностью переулка всегда выбирал последнее. Еда обрела метафизический смысл.
Я плёлся по кромке тротуара — меж людей и машин. Фонари и дома́ прохаживались мимо. Звёздное небо уставилось на меня россыпью кошачьих глаз. Свежо — даже холодно. Радостно шагая, я опять держал руку у горла и предвкушал жаркое дыхание метро. В животе кувыркались и переругивались пустоты.
Вдруг — я понял, что ударился обо что-то. Или об кого-то. Сил вертеть головой не было, — и я медленно шарил взглядом. На перекрёстке ни души, ни машины. И это Старая Басманная! Хоть бы мальчонка какой чётки продавал… В такой час и Садовое перебегать не страшно!
— Вы бы поостереглись, молодой человек, — раздалось откуда-то.
Не жалея сил и не выпуская своего горла из ладони, я огляделся.
— Не понимаю, о чём вы? — сказал я, стараясь, на всякий случай, чтоб меня было слышно со всех сторон.
— А всё-таки — вы поостереглись бы.
Теперь понял: говорил дорожный знак. «Кирпич» — если точнее.
— Но я же ничего никому не сделал, — оправдывался я.
— А себе?
Знак точно наклонился ко мне; я отшарахнулся на проезжую часть.
— Вы на тротуар-то вернитесь. Нервный какой! — Я сделал несколько шагов к нему, и тогда тот спросил: — У вас закурить не найдётся?
Я зашарил по карманам, нашёл сигарету, раскурил и воткнул в дырочку на столбе: там — мне казалось — у него должно быть горло.
— Вы очень добры, — сказал мне знак.
— Пустяки! Вы домой? — полюбопытствовал я.
— Да нет, я тут постою.
— Тогда до свидания?
— Счастливо! — Я повернулся к знаку спиной и продолжил двигаться к Садовому. Он докрикнул: — Но вы б границу не переступали, молодой человек! Вам там не очень понравится.
Я приоглянулся с улыбчивым кивком и ускорил шаг, твёрдо решив на Басманной — что Старой, что Новой — не появляться. А Садовое я хорошо перебежал, мне понравилось.
На Лубянке — (или это была Болотная?) — я присел на леденящий зад парапет: притомился гонять студентов, зато булавкой заколол воротник и освободил руку. Глядел вниз — на тени: ноги сплелись с ногами, головы упёрлись в туловища, всё спуталось, и это же «всё» — ещё и двигалось.