Я посмотрел время: из подъезда мы вышли только два часа назад.
Пешком до Сокольников, от Сокольников — до Лёхиного дома (по заросшим улицам, притворившимся бульварами): питались и отдыхали с осторожностью. Вместо чая, заходя куда-то, пили кипяток (чтобы не сморило). Я делался болтлив и читал каждую вывеску. Перед глазами у меня ползли какие-то точки — мне казалось, что это микробы; на правом веке повисла тяжесть — мне казалось, что это ячмень. Тогда ребята уложили меня на скамейку и положили мне на каждый глаз по холодному пятаку, — стало легче. Они провернули тот же трюк со своими глазами.
Москва была зябкая, сонная, съёжившаяся. Мы страшно боялись уснуть — ноги стонали, головы были пудовые — и решили переклеить у Лёхи все обои. Купили что надо, в детском саду стырили ведро и стремянку, — всю ночь и половину воскресенья занимались. Делали паузы: сидели на кухне, курили одну сигарету на троих и отупело смотрели в пол. Иногда тыкали друг в друга пальцем, чтобы в чём-то удостовериться. Не говорили.
Когда с обоями было кончено, — в дверь позвонили: истошно и фальшиво заорал звонок. Лёха на цыпочках ушёл и на них же вернулся.
— Это Надя, — сказал он испуганно.
— И что? Мы её пустим? — спросил я.
— Нет, конечно! Она обо всём догадается и уложит нас спать.
— Да… Да… За женщинами это водится, — пробурчал Коля, готовя очередную сентенцию. — Бабы боятся, когда мужики истину ищут. Наверное, потому что тогда выяснится, что баб не существует. — (Коля у нас страшноват, и женским вниманием никогда обласкан не был.)
Как ни трудно пришлось в эти выходные, — действовать поодиночке членам Общества Борьбы со Сном оказалось ещё труднее. В метро я расхаживал по вагону, прогоняя сон и ловя улыбчивые взгляды.
Понаблюдав за собой, я заметил, что рубить начинает раз в четыре часа: если же эту муку преодолеть — ничего, я даже мог читать. Обретя эту свободу, я приковал свой взгляд к циферблату: только подходил срок — я бросал все дела и начинал ходить.
Я быстро подружился с минутной и секундной стрелкой, а вот часовая меня терпеть не могла: она гуляла по циферблату, только когда меня не было рядом. Я обижался страшно, но виду не подавал.
Мне повезло больше, чем Коле: тот учился. У меня же — была очень простая работа: я гонял студентов нашего университета в курилку — за белую черту. Моя рассеянность была студентам на руку: иногда я принимал скамейку за человека.
Ночевать приходили к Лёхе (открытие Правила четырёх часов было очень кстати): играли в карты и придумывали занятия.
