Тот — начинает декламировать заунывную пьесу про сосланных в Среднюю Азию чечен (хотя сам Асхат Асхатович, говорю, был иранец — вон, в ковёр замотанный ходит). Там в форме философских диалогов какие-то крестьяне за землепашеством рассуждают об империи, революции, народе, русской идентичности и великом предназначении России. Занавес падает, голос объявляет о начале сбора урожая. Проболтали они так, видимо, всё лето.
— Тоньше лезвия папиросы! — резюмировал Гугль.
Дальше — произведение Жени Волковой. Оно повествовало о походе главного героя на кухню. Изображалась его дума над пирожком: о жизни и смерти. Неожиданно он вспоминал детство, как он хитростью добывал поцелуй от матушки на ночь: притворялся больным, зная, что градусника дома нет и его будут целовать в лоб. Отдавшись этому воспоминанию, главный герой видит в нём потаённый смысл: он в самом деле был болен: он верил реальности, в то время как реальность — лишь попытка выманить поцелуй!.. Додумывается он таким образом до того, что пирожок не сто́ит того, чтоб быть съеденным, и уходит на работу не позавтракавши.
Гугль оценил:
— Забавнёхонько!
Постоял-так, постоял-он, а потом взглянул на меня:
— Ну, а теперь ты.
Делать нечего. Я скромно вытащил из заднего кармана джинсов несколько листков и, сбиваясь, зачитал рассказик про то, как один парень украл из института скамейку и ходил с ней по городу, — а люди на неё присаживались и рассказывали ему разные истории. Вот и всё.
— Нет-нет-нет, Тимофей! Так нельзя! У тебя слишком много намёков на то, что там есть смысл.
— Я знаю, да. Есть только намёки, а смысл — не очень.
— Не-е-ет! — Глаза Гугля были страшны. — Ты не то́ не понимаешь! Смысла быть не должно!
— Как это, не должно? Это ведь…
— Это литература, а не пирожки: нечего туда пихать всякое. — Гугль подмигнул. — Ну а с формой у тебя порядок. Ладно, насиделись.
Я ничего не понял: мне казалось, что это пирожки бессмысленны.
— А название-то у объединения есть? Называться можно? — спросил я.
— «Абвы́болда».
— Что?
— «Абвыболда», говорю. В названии тоже не должно быть смысла.
Дверь в квартиру захлопнулась.
Бессмысленность!.. Какое страшное слово…
Той же ночью я дождался, когда моя любимая уснёт, сел за ноутбук… И очень даже написал рассказик. Потом пьесу. Затем стишок. Да! Перестав бегать за смыслами, я набрал удивительную скорость бега пальцев!
На последующих собраниях мы читали ещё. Про человека, решившего всю жизнь целовать всё, что ему понравится и ни разу не повториться. Про радио, вещающее в будущее. Про грустного грузина-грузчика. Штуку, целиком состоявшую из такого вот диалога:
