— Да нет вроде.
— А давайте его похороним?
— Похороним? — Митя переспросил.
— Ну да, закопаем. Это весело. Пошли!
Они двинулись к Мите. По дороге Ярик — самый опытный в деле смерти — что-то рассказывал. Митя не слушал: он шёл и тихо думал: и что — его тоже не будет? Он тоже у м р ё т?? И что потом?
— Ничего! Совершенное ничего! — рассказывал Ярик.
— Но мне бабушка говорила… — Финн подобрал палку и шёл с ней как с посохом. Остальным тоже захотелось себе посохи, но они уже пришли.
Тихо-тихо вставить ключ. В подъезде эхо: Ярик с Финном болтают — палево. Провернуть. Нет. На работе все.
Ребята ввалились в квартиру. У клетки Ярик увидел распятие:
— Смех на палочке! — сказал он, снял распятие и сунул его в трусы.
— Ты чё творишь! — Финн отобрал у него распятие, поцеловал зачем-то и повесил обратно. Ярик ржал и ржал.
Митю это не слишком волновало: он опять слышал запах пластилина.
— Фу! Как шумно он у вас гниёт! — Ярик сказал. — Лопата есть?
Митя стал искать. Он знал, где лежат молоток, пила и отцовская опасная бритва, — но лопаты у них не было.
— А ложка не пойдёт? — спросил Финн неуверенно.
Они пошли в другой двор, — боялись, что соседи увидят. По пути Финн нашёл банку из-под пива: он наступил так, чтобы она осталась на ботинке, и, грохоча, с ней пошёл.
— Без второй не то, — сказал Ярик и щёлкнул пальцами (он один умел).
Шустрика несли в пенале: это Митя настоял, что хомяк не мусор.
— А копать кто будет? — спросил Митя. (Уже пришли.)
— Хозяин должен. — Ярик улыбнулся гадко-гадко.
Митя почему-то решил не спорить.
Земля подмёрзла, и ложка её не брала: только крошила — да и то как-то поверху. Митя обломал о землю все ногти и испачкал штаны (мама убьёт). Но что-то он выкопал. Ярик ему сказал:
— Достаточно.
Тем временем Финн из двух палочек и жвачки сделал маленький крест. Ярик больно стукнул его палкой и выбросил поделку. А потом сказал:
— Ну. Хороним!
Митя дрожащими руками взял тушку Шустрика: она была мокрая и холодная: как будто водоросли. Морщась, он бросил её в яму, ногой набросал земли и притоптал.
— Речи будем говорить? — спросил Финн.
— Не полагается, — сказал Ярик и трижды плюнул на могилку. Финн всё-таки нашёл крест и поставил его. Все трое — сложили руки за спиною.
Наступила тишина: необъятная и страшная. Митя с судорожью вслушивался и вертел головой. Он опять чувствовал запах пластилина.
Почему?
Ещё он чувствовал, какая холодная уже осень. Как холодно будет теперь. Как скучно и глупо в школе и дальше. Митя чувствовал, что Ярик врёт, — что не могло Шустрика не стать совсем. И в то же время Митя чувствовал, что Финн врёт, — что нет никакого хомячьего рая и доброго дедушки с голубыми глазами, что подсыпает им корм.
