Прощался он со мной, сыном его лучшего друга… Уверен был, что никогда больше не увидит.
Что со мной не так? Почему я равнодушен к людям, к их судьбам? Всегда был таким, с детства. Светка, супружница бывшая, так и говорила: — Чурбан ты, Макс… Никого не любишь, никого не жалеешь…
Свет, и так не яркий, тускло-желтый, начал меркнуть, сворачиваться в глухой туннель. Воздух сгустился до горячей патоки…
— Эй! Ты в порядке? — господи, до чего сочувственный у неё голос.
— Нет. Не в порядке. — в горле комок. — Слушай… дашь водички?
Я безумен… Опасен… — как заклинание. Будто каждое слово пробивает во мне дыру…
Убить. Кого-то одного — или всех… Как я мог докатиться? Я не убийца! Всплыло удивленное лицо Карпова. Он тоже не верил…
Конечно, я себя оправдывал. Карпов — предатель, Панда — шпионка… А ведь Марченко отдал конверт именно мне… Не кому-то из своих, приближенных, а мне. Потому что был уверен: уж я-то не подведу.
— Как… Как ты это сделаешь? — пусть скажет. Буду знать, чтобы не… как собака.
— У тебя есть контур отключения. Прости. Я знала, что так может случиться.
— Откуда? — откуда она могла знать? Знать, что я — такой?
— Ты не виноват, Маасима-сан. Это я. — уставился на неё, как на придурочную. Усмехнулся.
— Тем, что ты меня оживила? — удивленно поднимает брови.
— Ты же не верил!
— Поверишь тут… Ладно, ерунда. Не обращай внимания. Я урод. Чудовище. Меня за это и в первый раз убили.
Отвернулся к стене, чтобы не видеть её лица. Упрямо сжал губы… Вот, сейчас.
Но она только села ближе, и приподняв мою голову, положила к себе на колени. Ладошкой накрыла лоб. Не знаю, что сыграло роль: то ли её сочувствие, искреннее, не напоказ, то ли этот жест — так могла бы поступить мать, или любящая женщина… Глазам стало нестерпимо горячо, по щекам потекли слезы. Она гладила меня по волосам и говорила. Я слушал, глотая слёзы.
«…Работала на Пасифик Дайнэмикс. Программа „универсальный солдат“. Когда кого-то убивают, его сознание и разум можно перенести в искусственное тело. Такое вот воскрешение… Но они долго не жили. Что-то с головой у них делалось, плохое совсем. Я старалась об этом не думать. Ну, знаешь… Во имя науки и всё такое… У воскрешенных синтетов была тяга к самоуничтожению. Очень много людей умерло. Я виновата.
Решила уйти. Сбежать. Всё подстроила так, будто покончила с собой, и подалась в Анонимы»…
— А зачем на остров-то приплыла? Тоже из чувства вины?
— В какой-то степени. Много причин… И чувство вины, и ответственность и…
