Мулагеш хмуро смотрит на него. Потом у нее приоткрывается рот.
— Эй, постой! Ты собрался вломиться в особняк Шары? Чтобы «подстегнуть память»?
Сигруд пожимает плечами.
— Вообще-то я сразу туда собирался. А куда же еще мне идти? Шара на кого-то намекала, но мы с ней знали стольких людей… Если я увижу ее записи, то, чем она занималась, это поможет мне понять.
— Ты сбрендил? Сигруд, это место — часть международного расследования! Министерского расследования! За ним следят!
— Значит, буду осторожен.
— Дом Шары будет не таким, как мой, — продолжает Мулагеш. — Ее любили и ненавидели, и теперь она мертва. Они относятся к этому серьезно, мать твою, Харквальдссон! Это тебе не прогулочка по парку. Там будут солдаты, охранники!
— Я не собираюсь гулять по парку, — говорит Сигруд. — Я все сделаю на высшем уровне.
— Да ты меня хоть слушаешь? Я не хочу, чтобы ты снова убивал невинных людей, которые всего лишь пытаются делать свою работу!
Наступает долгое, неловкое молчание.
— Ты ведь знаешь, — тихо говорит Сигруд, — что я этого не хотел.
— Я знаю, что те солдаты в Вуртьястане мертвы. Я знаю, что с людьми, которых ты встречаешь на своем пути, такое случается. И мне не нравится сама мысль о том, чтобы указать тебе на каких-нибудь других тупых ребятишек, которых угораздило оказаться не в том месте, не в то время.
— Это было тринадцать лет назад, — говорит Сигруд. Его голос дрожит от холодной ярости. — И я только что пережил смерть дочери.
— Это тебя оправдывает? Другие родители все еще оплакивают своих детей из-за того, что сделал ты. Правда в том, Сигруд, что ты жесткий оперативник. Ты готов и в этой операции действовать жестко? Готов, если понадобится, убивать, чтобы добиться желаемого?
Сигруд не смотрит ей в глаза.
— Так я и думала, — говорит Мулагеш. — Мы научили тебя одному, Сигруд. И ты в нем хорош. Но, я думаю, это может оказаться всем, что ты умеешь делать теперь. Гляжу на тебя, и мне весьма тревожно — потому что ты, похоже, совсем из-за этого не беспокоишься.
— Я беспокоюсь, — говорит Сигруд, сбитый с толку.
— Да, но не о себе, — огрызается Мулагеш. — Нормальные люди, собираясь в поход против чего-то, весьма похожего на Божество, по крайней мере, упоминают о том, что им неспокойно. Но ты об этом даже не пикнул, Сигруд йе Харквальдссон. Тебе, похоже, все равно, что та тварь может тебя убить.
Сигруд некоторое время сидит и молчит.
— Она была всем, что у меня осталось, — внезапно говорит он.
