Я ухожу и, свернув за угол, оказываюсь в месте, мне знакомом… по Москве. Вижу, что переулок, на котором очутилась, выходит на обширную площадь с огромным монастырским комплексом, и в центре композиции могучий приземистый храм. Да, приземистый, но в то же время и очень высокий. Напоминает храм Симонова монастыря. Да и весь этот вид… Только вот… здесь почти вплотную ко храму стоит чисто промышленная башня. Доменная печь? Нет, эта — гладкая, без всяких обвивающих ее тело труб, как полагалось бы домне. И потом эта высоченная гладкая башня вздымает над храмом, надо всей округой огромный резервуар в виде корпуса танкера, но тоже без каких-либо корабельных надстроек. И я понимаю, что все вместе — башня и «танкер» на ней — нефтеперерабатывающий завод.
Внизу у подножия башни и храма громоздятся какие-то промышленные строения, а вокруг этого симбиоза нефти и духа — монастырская стена…
…Иду дальше, соображая, что, если обойти монастырь, слева окажется улица, где совсем рядом метро… (Видимо, отзвук станции метро «Шаболовка» и соседнего Данилова монастыря; или станции метро «Китай-город» со стороны Солянки… Эдакий в мозгу урбанистический винегрет… По-московски… В Казани в то время метро еще только строилось.)
Но там, где есть метро, есть и выход! А мне лишь бы найти выход. Мне нужен был ВЫХОД, я надеялась, что он есть.
Между тем, у самого устья переулка, по которому я вышла на эту обширную площадь, на угловом доме заметила табличку: «Проспект имени Шаймиева»…
Больше ничего не видела. Сон оборвался.
Подоплека
…Живет во мне та Казань, что вошла в мою жизнь за девять самых «запечатлевающих» юных лет.
В те мои времена районы города за рекой Казанкой только-только начинали застраиваться, может, и улица, названная потом именем Гагарина, еще не так называлась. Потому-то в своем сне, выйдя из дома сестры, я, возвращаясь, принялась искать не улицу Гагарина, а Тукаевскую. Причем окольным путем, спрашивая о соседних с ней улицах и не называя ее саму.
Видимо, так откомментировал мой сон то, что происходило и происходит в последние четверть века в моем городе. Как говорится, он с одного конца разрушается, а с другого — сносится. Чтобы строить новое.
В советское время новые районы строили, а старые разрушались сами. Вот улица Кирова — параллельная Тукаевской, когда идешь к Булаку — она как-то разом вся обветшала. Скорее всего, это для меня — разом: лет пятнадцать не навещала я Казань. И так поразилась, снова попав на улицу Кирова. Там стояли крепкие, оштукатуренные кирпичные дома — бывшая собственность зажиточных казанских купцов. А тут вижу не улицу, — а словно призрак улицы, не прячущийся от глаз ныне живущих. По ней ходят люди и идет городской транспорт: автобусы, троллейбусы, разные машины и машинки, а дома — с неживыми, серыми от пыли окнами, и видны за их фасадами груды кирпича… Все дома пустые…
