Мало того что чужие: все они разрушенные, перекопанные, перепаханные…
Среди развалин возятся, что-то ищут какие-то люди, очевидно, жили тут, в снесенных домах, теперь подбирают что-то из оставленных или забытых вещей.
Люди озабочены, но совсем не печальны. Наверное, они уже переселились в новые дома и квартиры. О чем им горевать? Это я тут хожу неприкаянной: как мне мою улицу найти?
…И никто из этих людей не мог ответить на мои вопросы…
Оглядываюсь внимательнее: очень все-таки странная эта разваленная улица: похоже, тут были сакли, а не обычные дома. Или дома располагались, как сакли: вниз по склону бывшей улицы уступами идут сохранившиеся фундаменты. Наверное, крыша каждого нижестоящего дома была на уровне фундамента вышестоящего… Но такого архитектурного явления никогда я не видывала в старой Казани. Да и в новой нет…
Во сне вижу лишь бетонные полы бывших строений уже без какого-либо покрытия и остатки стен — не выше, чем в один-два кирпича. Такие огромные ступени идут вниз по горе.
И я мимо них бегу вниз и оказываюсь на обширной огороженной перилами площадке, вроде смотровой. Люди стоят, опершись на перила, созерцают даль. Даль была морская. Обширное водное пространство до горизонта, туманно-серое, неприветливое…
Вокруг моей Казани много воды, но моря все-таки нет и не было…
Оттого, что по-прежнему все пожимали плечами в ответ на мои вопросы об улицах, нужных мне, я принялась, наконец, сама соображать: как это получилось, что я не знаю, куда и как вернуться?
…Да, выйдя из дома сестры, я свернула направо, то есть, с улицы Тукаевской на улицу Галиаскара Камала, и пошла к центру города, пересекая улицу Кирова4, потом канал Булак… Но почему-то оказалась в совсем незнакомом месте… где и улиц-то нет. Просто гора с остатками фундаментов.
Ага… Гора. Я при ее подножии. «Значит, — соображаю, — мне надо вернуться вверх и пойти потом налево, чтоб достичь того места, где я свернула направо…» Просто и логично.
И я пошла. И скоро оказалась на улице, еще не потерявшей свой привычный облик. Дома пустые, но еще стоят, образуя и правую и левую стороны. Я иду по левой стороне: вдоль нее — молодые липы, обломанные, покалеченные, но живые…
Захожу в дом, где нижний этаж — некое бывшее учреждение или магазин, а может, аптека: такие тут окна — витринного типа. Все уже вывезено — пустое помещение, бумажный хлам повсюду. Но еще бегают крайне озабоченные люди. Обращаюсь к какой-то женщине, она отмахивается: «Ой, простите. Некогда! Сейчас машина придет. А мы еще не завтракали…»
