Я была ошеломлена и сбита с толку, что происходит? Я не узнавала своего друга. Он казался каким-то потерянным, неузнаваемым, с закрытым забралом. Я решила ни о чем не расспрашивать, когда сочтет нужным — сам расскажет. Расстались спокойно, без обещаний встретиться в ближайшее время. Я чувствовала, что произошло нечто необычное и серьезное в жизни Антона, но не представляла, что могло случиться с таким уравновешенным и спокойным человеком, как он, не то что мои друзья-архаровцы, вечно в поисках приключений и смысла жизни…
Теперь я старалась видеться с Антоном в знакомых компаниях, где царил по-прежнему дух свободы, веселья и молодого нигилизма и где не было принято выяснять отношения, «лезть» в душу. Меня это устраивало, я не любила что-либо драматизировать, если на то не было веских оснований…
Антон по-прежнему продолжал меня удивлять: он мог прийти ко мне домой под вечер, побыть немного, поговорить о том о сем и, неожиданно заторопившись, уйти, сославшись на неотложные дела. Я, конечно, не знала, что это за дела, но, судя по нервозности его поведения, думала, что они не из приятных.
Так продолжалось довольно долго, месяца три-четыре. Вскоре и наши общие друзья стали замечать странности его поведения: то вдруг начинает с жаром о чем-то говорить и спорить, а потом надолго замолкает и уходит в себя. Иногда, ближе к вечеру, внезапно исчезает, не попрощавшись, что на него было совсем не похоже. И только однажды у Антона вырвалось горькое признание: «Если бы ты только знала, как мне плохо! Как на душе тяжело и мерзко, ничего не хочется!» И столько было муки в его голосе и побледневшем, ставшем вдруг незнакомым лице, что я растерялась. Мне не раз потом приходилось замечать это мрачное, чужое выражение, меня это начинало пугать. Но однажды от наших общих друзей, завсегдатаев ресторанов в центре Москвы, я узнала нечто, поразившее меня. Оказывается, они не раз встречали по вечерам в одном и том же ресторане, довольно дорогом, в основном посещавшемся иностранцами, нашего Антона, сидевшего, как правило, в одиночестве, отстраненно, ничем особенным не привлекая к себе внимания…
Ну вот, наконец, нашлось объяснение загадочным вечерним отлучкам моего друга. Ну что из этого — не понимала тогда я. Имеет право, как и любой взрослый человек, что тут особенного. Но были вопросы. Почему скрывает и что за настроение, почти на грани срыва… И откуда, гадала я, столько денег у студента на рестораны? Хотя, конечно, ведь папа — высокий военный чин, как потом выяснилось — генерал КГБ. Сопоставив все это, у меня вопросов было больше, чем ответов. Одно было неоспоримо — Антон заметно изменился после поездки летом к отцу в Германию. Отчего человек может так, в корне измениться? В то время я не находила ответа. Много позже, когда он решил уехать из Москвы, оставив институт и ту жизнь, которая его связывала с Москвой, он сам рассказал мне все, что с ним случилось за последний год, и отчего он бежит…
