В этих молодежных компаниях публика была неоднородная, в основном, «технари» из различных технических вузов и так называемые «лирики», как окрестили в то время студентов-гуманитариев. Приходили туда и ребята из театральных вузов. Все они были одинаково интересны, разносторонни и очень общительны. Кроме, пожалуй, одного. Мне он сразу показался загадочным и неординарным. Он редко вступал в разговор, по большей части слушал, не перебивая, не стараясь обратить на себя внимание. Зато многие девушки были к нему явно неравнодушны, пытаясь всевозможными женскими уловками заинтересовать Антона — так звали юношу. Он не был красавцем, но в нем было мужское обаяние и значительность, то самое мужское начало, которое порой заменяет в мужчинах красоту. Вот отчего, подумалось мне тогда, его закрытость, отсутствие той естественной легкости поведения, так характерной для большинства моих московских друзей. Но мне это нравилось, я точно помню. Для меня тогда это был своего рода знак отличия от большинства, когда все заранее известно. Мне он тоже понравился, и вскоре между нами возникла взаимная дружеская симпатия. У нас всегда находились общие темы для разговоров, и даже наши интересы во многом совпадали, хотя, по сути, мы были очень разными. При всей своей сдержанности и ровном отношении к девушкам, ко мне в том числе, его поведение было безупречным. На фоне моих сначала школьных, а позднее институтских друзей, порой с их безбашенностью и неуемной жаждой жизни во всех ее проявлениях, Антон, конечно, очень выделялся. Он был старше меня года на три-четыре, и мне льстило его серьезное ко мне отношение, умение слушать и слышать, хотя сам не был склонен к многословию с кем-либо…
Несмотря на свой юный и романтический возраст, я подспудно догадывалась о его особом ко мне отношении…
Наши отношения оставались целомудренными и только дружескими, мы любили ходить в кино, на джазовые концерты, литературные вечера. Нам было вместе интересно.
Наступило лето. Я уехала в Крым на два месяца с родителями. Антон сказал, что его ждет отец в Германии, приедет через месяц. Договорились встретиться в сентябре, в начале занятий.
Но встреча не состоялась. Антон исчез… Он не появлялся долгих три месяца, я не знала, что и думать. У меня не было его адреса, телефон квартиры, где он жил, не отвечал… Мне было тревожно и досадно: «Неужели нельзя подать весточку, как обстоят дела и все ли в порядке?»
Я с головой ушла в учебу и работу в газете. В общем, грустить было некогда, и я старалась о плохом не думать… И вот, в разгар сессии, в начале декабря, раздался звонок: «Я в Москве, скоро буду, поговорим при встрече». Наша встреча обернулась для меня полной неожиданностью: оказалось, что Антон в Москве уже больше месяца. Рассказывал неохотно и как-то вяло. Были обстоятельства, о которых ему бы не хотелось рассказывать подробно. Как-нибудь потом, есть проблемы, и вообще, ему не хотелось бы меня грузить, и все такое…
