Не хотелось их тревожить. «Пусть они продолжают согревать друг друга и не станут терять драгоценного тепла», — подумал я. Мы вышли, осторожно прикрыв за собой дверь. Один из провожавших нас жителей деревни сказал, что погорельцам обещали помощь. На эти слова никто не отреагировал. Мы молча направились к успевшим немного передохнуть лошадям, подбиравшим со снега остатки сена. О чем думал тот парень, слушая по ночам бесконечно долгое пение вьюги? Какую судьбу он себе пророчил под убаюкивающее мурлыканье близкого ему существа? Этого я не мог знать.
Старик Алексий
Когда я решил написать этот очерк, мне захотелось посвятить его шорскому старику Алексию. Забытый страной и собственными детьми, он доживал свою непростую жизнь в маленькой, закопченной дочерна избе.
Со временем перестаешь помнить не самих людей, с которыми доводилось когда-то встречаться, но их имена, голоса, лица. Однако, так бывает не всегда. И сегодня, несмотря на прошедшие два с половиной десятка лет, я хорошо помню изрезанное глубокими морщинами худое лицо старика, его воспаленные, слегка опущенные нижние веки, особенный взгляд, выражающий то ли усталость, то ли смирение, тихий, немного дрожащий голос. Слышу даже, как этот одинокий человек, привыкший к молчанию, произносит некоторые слова. Например, последнюю согласную в слове «нет» он чуть-чуть смягчает. Но фамилии жителя небольшого села Средний Пызас, по паспорту Алексея Гавриловича, которому тогда пошел восемьдесят второй год, припомнить не могу. Хотя самого старика, возможно, благодаря бесконечным прокруткам отснятых мною сюжетов для видеофильма, я хорошо запомнил. А может, из-за какой-то особенной тоски в его выцветших голубых глазах.
Алексей — одно из множества русских православных имен, распространенных среди шорцев. Не знаю, почему в памяти сохранилось не Алексей, а именно Алексий. Он сидел за столом в своей бревенчатой избушке, почти беззубый и ослабевший от прожитых лет, преждевременно состарившийся из-за всего того, что свалилось на его плечи, включая войну. О том, что он воевал и дошел до Германии, свидетельствовали награды на пиджаке, который, скорее всего, кто-то попросил его надеть уже после того, как мы вошли в дом.
Алексий больше рассказывал не о прошлом, о чем обычно говорят старики, а о сегодняшнем дне, о катастрофически трудном для пожилого человека положении, в котором он оказался. Пенсия, рассчитанная без учета стажа работы в расформированных еще в 1958 году колхозах, крошечная; недавно приезжал сын, почти год не навещавший отца.
