Лица у них были не просто белые, бледные, но мертвенно-восковые; волосы на голове и брови – сбриты. Одежда – бумажные куртки и шотландские юбки.
– Не будет. Она добрая, пожалеет, – услышала я. Говорящий сделал шаг ко мне. – Обслужишь меня, малявка, как важную птицу, с парадного входа. – И он задрал подол своей юбки.
– А меня – с черного. Мне бы дефицитику, – прогнусавил прыщавый подонок.
– А мне подавай выше, – приказал самый высокий мерзавец.
– Ладно. – Я старалась говорить так, чтобы голос не дрожал. – Но не бесплатно.
Их лидер засмеялся и повернулся к приятелям, намереваясь отпустить какую-то шутку. Я выхватила газовую ручку-пистолет и выстрелила. Светящаяся струя обрызгала парня от плеча до уха, у него запершило в горле. В следующий миг его с шумом вырвало, распространилась омерзительная вонь. Я задержала дыхание и прицелилась в прыщавого нападавшего. Он пытался уберечь свое лицо от струи газа, выбросив вперед руки, но это ему не помогло, и он рухнул – на колени, рыгая.
Верзила не терял времени даром. Его рука скользнула в карман, и в ту же секунду я увидела перед собой револьвер. Меня спасло то, что и этот мерзавец, стреляя, боролся с позывами на рвоту. Его трясло. Пуля ударилась о тротуар, и мою правую лодыжку обожгло крошкой каменной плитки.
Я развернулась и побежала.
Стремглав я промчалась два квартала, влетела в общежитие, пронеслась по коридору в холл и, сорвав с аппарата телефонную трубку, позвонила в полицию. Там уже среагировали на пистолетный выстрел и выслали в наш район патрульный авиаглиссер. Я было попыталась избавиться от запаха тухлых яиц, преследовавшего меня, помыв руки, но попытка не удалась, и я устроилась, вонючая, в фойе общежития, в кресле и стала ждать полицейского.
Он появился, вооруженный, спустя несколько минут. Я рассказала ему о том, что со мной приключилось, и написала соответствующее заявление в полицию на бланке.
– Полагаете, вам удастся их поймать? – спросила я.
Полицейский кивнул:
– С закрытыми глазами. Даже если у них будет время как следует искупаться, и запах сойдет с их одежды и кожи, – люминесцентную краску не отмыть никакими силами. Она держится несколько дней.
– Мне придется появиться в суде? – спросила я.
Это внесло бы нежелательные коррективы в мое расписание. Но – все равно. Овчинка стоила выделки.
– Скорее всего не придется, – ответил мой собеседник, глядя на меня грустными глазами. – Не придется, если только они не выдвинут против вас обвинение.
