Честь Родины | страница 16



Английский флаг и шпага были опять возвращены Герасимову для хранения у себя и потомков своих на память о подвиге.

Что же касается самого Матвея Ивановича, то жил он долго и умер в 1852 году «от бедности», как сказано на его могильном памятнике, воздвигнутом «усердием членов Архангельского любвеобильного общества».


СТАРОСТИХА ВАСИЛИСА

Первую весть о неприятеле принесли мальчишки, игравшие за околицей. Их крик: «Наши едут, французов ведут!» переполошил село. Бабы забегали из избы в избу, предупреждая соседок. В один миг Сычевка высыпала на улицу.

Меж тем шествие подходило к селу.

Впереди ехал на гнедой лошади бурмистр. За плечами его торчали две трофейных пики.

Позади бурмистра плелась пешая толпа оборванных людей.

На головах у них были какие-то невиданные шапки. Одеты они были по-разному: кто в ризу, кто в попону, кто в бабью кацавейку, как ряженые на господских святках.

Четыре мужика с ружьями за плечами ехали по бокам удивительного шествия.

У подъезда господского дома бурмистр слез с лошади.

Бабы тотчас окружили его:

— Здравствуйте, Ермил Иванович! Арестантов, что ль, привели?

Бурмистр, важно посмотрев на них, обронил:

— Расступись!..

Толпа любопытных покорно раздалась в разные стороны. Он поднялся на крыльцо и скрылся в господском доме.

Бабы не унимались. Они попробовали расспросить конвойных.

Но мужики, охранявшие пленных, важно молчали.

Сычевцы и французы разглядывали друг друга с нескрываемым интересом.

Какая-то старушка, протискавшись вперед, дернула седоусого кирасира за рукав и, заглядывая ему в лицо, спросила:

— Что, кормилец, капут мороз?

Видимо, она сочувствовала, что французам от холода приходилось плохо.

Толпа густо обступила пленных.

Конвоиры осаживали зевак:

— Но, не напирай. Чего не видели?!

Но их усилия были тщетны.

Симпатии к несчастным замерзшим французам все более и более росли. Бабы жалели их, как мать жалеет своего беспутного сына.

— И зачем сердешных гнало в нашу сторонушку? Неужто у них своей земли нет? — спрашивали они, сочувственно поглядывая на ежившихся от холода «ворогов».

Конвоиры молчали, не зная, что ответить на такой вопрос, а французы, не понимая языка, улыбались, как дети, и кивали головами.

Гришка, сын сотского, попытался швырнуть камень в пленного. Его резко одернули. Он попробовал было огрызнуться. Бородатый конвоир хлестнул Гришку кнутом по спине. Это возымело свое авторитетное действие. Гришка вдруг стащил со своей головы грязную шапку, сунул ее в руку мужику и быстро убежал. Конвоир бросил шапку французу. Пленный тотчас напялил ее на непокрытую голову и, дружески кивнув, похлопал бородача по плечу.