Честь Родины | страница 16
Английский флаг и шпага были опять возвращены Герасимову для хранения у себя и потомков своих на память о подвиге.
Что же касается самого Матвея Ивановича, то жил он долго и умер в 1852 году «от бедности», как сказано на его могильном памятнике, воздвигнутом «усердием членов Архангельского любвеобильного общества».
СТАРОСТИХА ВАСИЛИСА
Первую весть о неприятеле принесли мальчишки, игравшие за околицей. Их крик: «Наши едут, французов ведут!» переполошил село. Бабы забегали из избы в избу, предупреждая соседок. В один миг Сычевка высыпала на улицу.
Меж тем шествие подходило к селу.
Впереди ехал на гнедой лошади бурмистр. За плечами его торчали две трофейных пики.
Позади бурмистра плелась пешая толпа оборванных людей.
На головах у них были какие-то невиданные шапки. Одеты они были по-разному: кто в ризу, кто в попону, кто в бабью кацавейку, как ряженые на господских святках.
Четыре мужика с ружьями за плечами ехали по бокам удивительного шествия.
У подъезда господского дома бурмистр слез с лошади.
Бабы тотчас окружили его:
— Здравствуйте, Ермил Иванович! Арестантов, что ль, привели?
Бурмистр, важно посмотрев на них, обронил:
— Расступись!..
Толпа любопытных покорно раздалась в разные стороны. Он поднялся на крыльцо и скрылся в господском доме.
Бабы не унимались. Они попробовали расспросить конвойных.
Но мужики, охранявшие пленных, важно молчали.
Сычевцы и французы разглядывали друг друга с нескрываемым интересом.
Какая-то старушка, протискавшись вперед, дернула седоусого кирасира за рукав и, заглядывая ему в лицо, спросила:
— Что, кормилец, капут мороз?
Видимо, она сочувствовала, что французам от холода приходилось плохо.
Толпа густо обступила пленных.
Конвоиры осаживали зевак:
— Но, не напирай. Чего не видели?!
Но их усилия были тщетны.
Симпатии к несчастным замерзшим французам все более и более росли. Бабы жалели их, как мать жалеет своего беспутного сына.
— И зачем сердешных гнало в нашу сторонушку? Неужто у них своей земли нет? — спрашивали они, сочувственно поглядывая на ежившихся от холода «ворогов».
Конвоиры молчали, не зная, что ответить на такой вопрос, а французы, не понимая языка, улыбались, как дети, и кивали головами.
Гришка, сын сотского, попытался швырнуть камень в пленного. Его резко одернули. Он попробовал было огрызнуться. Бородатый конвоир хлестнул Гришку кнутом по спине. Это возымело свое авторитетное действие. Гришка вдруг стащил со своей головы грязную шапку, сунул ее в руку мужику и быстро убежал. Конвоир бросил шапку французу. Пленный тотчас напялил ее на непокрытую голову и, дружески кивнув, похлопал бородача по плечу.