"Она черная!"
Отлично. Истина - черная. Замечательно.
Писатель направился к выходу, но бармен взмолился, "Не уходи пока. Ты пропустишь мой следующий." Он спустил штаны.
"Спермобрызг!" закричала жирная блондинка.
Смех все еще преследовал писателя за дверьми.
Он все еще чувствовал их взгляды. Возможно, в их безумии они знали что-то, чего не знал он. Возможно, безумие, в данном случае, было знанием.
В переулке, Белая Рубашка потрошил рыжую большим охотничьим ножом. Нетерпеливо, он рылся во влажных органах, как кто-то ищет что-то, например, запонки. "Верни!" кричал он, весь в запекшейся крови. "Я хочу вернуть
это
!"
Писатель прислонился к стене и закурил.
"Приятель," тихо спросил он. "Не мог бы ты сказать мне, когда следующий автобус проедет через город?"
"Больше здесь нет никаких автобусов. Все изменилось".
Изменилось
, подумал писатель.
ИСТИНА ИЗМЕНИЛАСЬ, выполз голос. ТЫ БЫЛ ПРАВ. ОНА ВОЗРОДИЛАСЬ, ЧЕРЕЗ
МЕНЯ.
Я ЖИВУ В НЕЙ.
Писатель задумался.
"Я ищу свою любовь," заметил Белая Рубашка и указал на вскрытый живот рыжей. "Я дал ей свою любовь, и я хочу вернуть ее." Он почесал затылок. "Это должно быть где-то там."
"Любовь находится в сердце", указал писатель.
"Да, но эта телка была бессердечной."
"Ну, патриархальная японцы привыкли верить, что любовь находится в животе, в кишечнике. Они считали, что живот был храмом души на земле. Вот почему они практиковали ритуальное самоубийство через эвисцерацию
(извлечение внутренних органов трупа с целью их изучения - прим. пер.)
- освободить душу
и освободить духовную субстанцию своей любви ".
"Кишечник" осматривается Белая Рубашка. "Итак... если я отдал
ей
свою
любовь..." Он смотрел на развороченную кишку, перебирая свои инструменты. "Для того, чтобы получить ее обратно, я должен получить это внутрь себя?"
Писатель пожал плечами. "Я не могу советовать. Решение за тобой."
Белая Рубашка стал есть кишки девушки.
У писателя выступил пот. Рыжеволосая была мертва, как могут быть только мертвые, если не мертвее. Тем не менее, пока ее бывший любовник постепенно употреблял петли ее внутренностей, ее глаза распахнулись, и ее голова повернулась.
