Разносторонность интересов отца и его талантливость. В 23 года он работал начальником планово-экономического отдела в коммуне Макаренко, затем директором оборонного завода, в годы войны заместителем директора завода им. Дзержинского, эвакуированного в Бердск.
После игры с Эйве, перед отцом встала дилемма: посвятить себя полностью шахматам или делать советскую карьеру. Правда тогда слово «карьера» старались не произносить. Говорилось о благе народа, в отличие от карьеры шахматиста для себя. Хорошие шахматисты могли неплохо зарабатывать, но совмещать эти два направления было невозможно. Чтобы стать не просто хорошим шахматистом, а профессионалом, нужно отдаться этому полностью. Во всяком случае, так отцу тогда казалось. И он выбрал другой путь, которым и прошел всю жизнь. Жалел ли он об этом, я не знаю.
Раньше мне казалось, что отец мне безразличен как посторонний человек. Но сейчас я понимаю, что это далеко не так. Даже за то малое время, что мы общались, он мне дал очень много, и я часто его вспоминаю. И напеваю песенки, которые пел он, и употребляю его шутки и поговорки.
Мама его любила. И этим все сказано.
Социализм как нечто отдельно существующее возник в моем представлении достаточно рано, в детстве, на праздниках.
Первомайские и Октябрьские демонстрации открывали для меня, мальчишки, дверь в какой-то загадочный сказочный мир.
Все остальное время я жил обычной «жизнью», так же, как все люди вокруг. Я не представлял себе ничего другого, я не мог ни с чем сравнить окружавшую реальность. Все родственники, знакомые, семьи школьных и дворовых друзей жили в коммунальных квартирах, некоторые в подвалах, некоторые в бараках или разрушающихся кирпичных частных домах. Из окна моей квартиры я видел деревянную хибару, заселенная семьей с тремя детьми — погодками, они приносили в наши дворовые игры украденные у родителей презервативы, которые мы надували и радовались, не понимая их назначения.
Это было нормально и обычно.
Мы ходили в садики, потом в школу. В школе в первых классах учились дети в возрасте от 7 до 12 лет. В послевоенное тяжелое время неполные и проблемные семьи никого не удивляли. Не все могли пойти в школу по своему возрасту, не все могли учиться дома, делать уроки, у многих родителей едва хватало сил и возможностей, чтобы накормить детей, на какое-то воспитание и обучение просто не хватало времени. Старшие ребята оказывались в младших классах не только потому, что поздно начали учиться, но и из-за плохих оценок. Все было «по-честному» — не можешь хорошо учиться — оставайся на второй год. Некоторые по 2—3 раза оставались. Потом их все-таки или перетягивали в следующий класс, или они просто исчезали. Судьба их не интересовала меня, скорее всего, они пополняли ряды многочисленных банд, или попадали в колонии для несовершеннолетних преступников.
