Брызги социализма | страница 8



Будучи уроженцем Николаева, отец любил очень острую пищу, и это также передалось мне.

С 1934 года он работал начальником планового отдела в коммуне Антона Семеновича Макаренко, хорошо его знал, но высказывался о нем с оттенком пренебрежения. Считал его плохим педагогом, так как Макаренко бил детей.

Однажды утром мама пришла вся в слезах и сказала: Юрочка, твой папа умер. Я изумился и спросил, откуда она это знает. Но она настаивала, и попросила меня позвонить на квартиру отца. Я позвонил и сразу спросил брата, когда это случилось? Наума мой вопрос потряс. «Сегодня ночью. Откуда ты знаешь?». Я ответил, что это почувствовала мама.

В день похорон я приехал к отцовскому дому, там меня встретил брат и провел к отцу. Было много людей, которые с жадным любопытством смотрели на меня. Второго брата, Виктора, не было, он в это время уже жил в США и не успел приехать. Я поцеловал отца, который словно уменьшился вдвое и вышел во двор. Там сел на лавочку и курил, пока приехал катафалк, куда погрузили отца. Наум хотел, чтобы я поехал на кладбище, но я отказался.

Больше я никого из них не видел. Не помню, откуда я узнал, что Наум с семьей и матерью уехали в Америку.

Мы с Наумом учились в одной школе №82, только он, естественно, в старших классах. Причины мне непонятны, но я всегда удивлялся, почему мать отдала меня в эту школу, ведь другие школы гораздо ближе к нашему дому. Странно также то, что меня никогда никто в школе не спрашивал об отце.

Это несколько не вяжется с сокрытием информации, так как в школу обязательно предоставлялась метрика, и директор не мог не знать, что у нас один и тот же отец. У меня есть только одно объяснение — директор лично хорошо знал мать и отца, и всю ситуацию, поэтому меня туда и отдали.

Отец очень хорошо играл в шахматы. Однажды, по его словам, он сыграл любительскую партию на пляже в Одессе вничью с чемпионом мира Максом Эйве, когда тот отдыхал в России. Чемпионы мира и на пляже играют как чемпионы мира, они просто не умеют иначе. Эйве удивился и уговаривал отца посвятить себя шахматам. Кое-какие нестыковки в этом рассказе есть, например, Эйве сам не был профессиональным шахматистом, зачем бы ему отца уговаривать?

Отец давно перестал играть в шахматы, но иногда садился со мной за доску. Я тогда играл на уровне 1-го разряда. На уровне — значит, выигрывал у перворазрядников, один раз выиграл даже у мастера спорта. Но с отцом я ничего не мог сделать. Он беседовал с моей матерью, мельком взглядывал на доску, моментально делал ход, и мне скоро нечем становилось дышать. Впечатление такое, будто я попадал в железные тиски. Это меня страшно злило. Поэтому я редко с ним играл, не понимал, как это у него получается. А любил отец, как ни странно, домино и карты!