Воспоминания о семьях Плоткиных и Эйзлер | страница 21

После того как хозяева квартиры в Петрограде, на 10-й Советской, Доброницкие, переехали с правительством в Москву, они передали всю квартиру папе, оставив ему мебель и какие-то хозяйственные атрибуты. Кстати, остался и круглый обеденный стол, за которым по воскресениям сидели знакомые хозяевам польские эмигранты (это до революции) — в том числе приходил и высокий, худощавый, всегда в шарфе вокруг шеи, Дзержинский. Часто бывал и его брат, которого он после революции, из-за несогласия того с политикой партии, расстрелял. Этот стол и до сих пор у Ани в Ленинграде, и недавно она его отреставрировала, и он как новый.

Когда революционные власти Петрограда решили уплотнить владельцев квартир, папа решил одну из пяти комнат сдать в ЖЭК, а одну отдали дяде Леве. Лева — первый ребёнок в семье Эйзлеров. Я его хорошо помню. Жил он в нашей квартире до 1938 года, до своей поздней женитьбы. Помню, что он был полноватым мужчиной, и в нем не было такой энергии, жизненной активности, как у его брата Абраши. Специального образования у него не было, и работал он в отделах снабжения каких-то предприятий. Был немногословен, с мамой общался мало, но меня часто баловал конфетками. Когда он женился, то переехал к жене. Во время блокады Ленинграда он был арестован, как и жена дяди Абраши Елена Петровна, за спекуляцию спиртом, и дальнейшая его судьба неизвестна.

Тетю Пашу в семье звали Путя. По какой-то причине, из-за генетики или стрессовых обстоятельств, Путя была психически нездорова. На моей памяти она лежала в больнице психических хроников, располагавшейся на берегу Невы, около Смольного. Все родственники посещали ее, и мама часто брала меня с собой (мне было, думается, 4—6 лет). При больнице был сад, мы гуляли с Путей, и она всегда брала меня за руку, но мне это было неприятно, я ее боялся, зная, что она нездорова. Хотя она была тихая женщина и, конечно, несчастная, и нужно было жалеть ее, но детская несмышленость этого не осознавала. Когда мама умерла, папа ежемесячно навещал Путю. (Какой все-таки был добрый и отзывчивый человек!) Когда началась война, по разным обстоятельствам папа приехал к Путе только в октябре, но Путя уже умерла.

Моя мама и тетя Паша (справа). Полтава

Дядя Яша был последним ребенком в семье Эйзлеров. Он был маленького роста, худеньким и даже взрослым (а я его помню уже взрослым) печальным по-детски. Помню, что жил он со своей мамой, моей бабушкой Ольгой Яковлевной, в том же доме, в котором жили дядя Абраша и тетя Лиза, но на другой лестнице, во дворе. У них была маленькая, но отдельная квартира. Бабушка опекала его как ребенка, ходила на Мальцевский рынок покупала ему творог, сметану и старалась кормить его получше, считая его ослабленным. Работал он счетоводом в жилищной конторе. Когда бабушка умерла, он несколько дней жил у нас, и, помню, очень переживал смерть бабушки, плакал, а мне было странно, что взрослый мужчина такой слезливый. Во время войны ему помогали мой папа и дядя Абраша. Однажды он вышел из дома и пропал. Так никто и не узнал, что же случилось.