— Сейчас о строительстве новой школы не может быть и речи, — говорит он заносчиво. — Позовите Хендрика Ильвеса!
Поммеру пора уходить, но волостной старшина останавливает его движением руки.
— Не уходи, ты нам нужен.
Учитель резко останавливается. Странно, что он вдруг понадобился Краавмейстеру. Неслыханное дело! Обычно все было наоборот.
Входит старый солдат, он высокий, прямой, сухой как посох божий.
Волостные мужи морщат нос, от одежды старика удушливо тянет прелью. Удивляться тут нечему; старик одинок, кому о нем заботиться; но сходу выборных от этого не легче.
— Садись, — приказывает волостной старшина.
Солдат послушно опускается на скамью рядом с Кууритсом. Запах, идущий от соседа, перебивает сон волостного выборного.
— Мы со сходом выборных обсудили записки обследования крестьянским комиссаром и уездным доктором, — официально и громко вещает Краавмейстер: старый гвардеец туг на ухо, — и находим, что ты человек мастеровой, сапожничаешь, а летом даже помогал строить дом Ааду Парксеппу…
— Да, помогал, это верно, — радостно отзывается солдат. — За две недели заработал почти четыре рубля.
— Вот видишь, это выходит почти тридцать копеек в день… У тебя два вполне трудоспособных сына, один в батраках, а другой извозчиком в Тарту. Не так ли?
— Так точно, господин волостной старшина, — не моргая, отвечает старик браво, как когда-то его учили в армии.
— Сыновья зарабатывают достаточно, чтобы содержать тебя, старого отца, к тому же ты прирабатываешь и сам. — Краавмейстер делает паузу и продолжает сурово: — Мы решили не давать тебе никакого вспомоществования от волости. У нас есть старики, у которых не осталось никакого кормильца и которые сами уже не в силах пошевелить пальцем.
Веселый задор, готовность отвечать гаснет на лице Хендрика. Он не ожидал такого оборота. Но это еще не все.
— Твой сын Яан всю зиму жил в волостной богадельне, у тебя, хотя ему никто не давал на это разрешения. Это нарушение всех правил и решений схода выборных, — зло поучает волостной старшина. — Поэтому мы решили выселить тебя из богадельни.
Солдат дергается на скамье, мускулы его лица делают странное, хватающее движение, как будто он хочет поймать ртом муху и тут же отказывается от своего намерения.
— Что же мне делать? — убито спрашивает Хендрик. — Куда же мне старому деваться?
— У тебя же сын извозчиком в Тарту, — напоминает Якоб Патсманн.
— В Юрьеве, — поправляет Кууритс.
Да, Тарту теперь и в дальнейшем зовется Юрьевом, как это стоит в высочайше данном распоряжении.
