Юрьев день. Школьники распущены по домам.
Поммер докладывает в волостном правлении перед сходом выборных. На столе разложены квитанции. Он сдвигает их узловатыми пальцами в ряд, чтобы присутствующие лучше видели.
На все школьные расходы имеются квитанции. Они из разных лавок — не всегда же необходимо то, что закуплено, и, напротив, порой школа нуждается как раз в том, что еще не куплено. Каждую осень ездит он на лошади в Тарту и привозит оттуда школьный товар: чернила, тетради, мел, грифели.
Писарь Йохан Хырак по очереди читает квитанции и объясняет, как соотносится та или иная квитанция с суммами, дозволенными волостью. Волостные выборные тянут шеи, — больше, правда, по привычке, чем из подлинного интереса, потому что с волостной цифирью они не очень-то знакомы. Но поскольку они все-таки выбраны по закону, надо, по крайней мере, делать вид, что и их не обошли, когда решалось дело.
Поммер сидит на скамье, весь внимание и слух, как будто ведет урок пения и слушает, не пускает ли кто петуха; он тут же готов вмешаться.
Истрачено десять рублей.
Фитиль для лампы — двадцать копеек.
Старый Кообакене бормочет: «Что за лампа без фитиля!» Выборные мужи кивают. Писарь складывает просмотренные квитанции перед собой на уголок стола. Итак, они в порядке.
Но со стеклами для ламп совсем иное дело. Десять стекол — это неслыханно. Краавмейстер ершится, выборные сопят. И куда только девает Поммер стекла для ламп?
— Сколько у тебя висит этих ламп? — вдруг спрашивает волостной старшина.
Зимой уроки начинаются затемно и кончаются в вечерних сумерках. Разве Краавмейстер это не знает? Или он уже не помнит, ведь и сам ходил в школу при Поммере?
Волостной старшина ерзает на скамье. Почему не помнит, помнит, только зачем ворошить воспоминания. Сейчас для них времени нет… Вот у него на Луйтсе только две керосиновые лампы и стекла на них стоят несколько лет. Неверно, что за одну зиму разбито десять стекол. Уж не дети ли их разбили? Тогда Поммер виноват, что плохо их воспитал. Хороший ребенок не бьет стекла на лампе, это делают только озорники, да и то, когда за ними нет глаза.
Кообакене говорит:
— Свет — это благословенье роду человеческому, и надобно, чтобы он продолжался и светил каждому. Ежели дети будут портить глаза с молодых лет, что им остается делать весь свой век? Свет божий должен быть, так я считаю, и почему бы этим десяти стеклам не разбиться. Иное само по себе колется. Трещина в нем уже в лавке или на фабрике, черт их разберет! И такие они хрупкие, хуже яичных скорлупок! — Скотник со знанием дела, торжествующе оглядывает волостное собрание. — Что же вы хотите от учителя? Чтобы он принес с чердака рогатины и заставил старших парней щипать лучину? Неужели ты, Краавмейстер, хочешь, чтобы твой Юку щипал лучину?
