Девица игриво отвечала:
— Сегодня вечером уедешь в Москву и навсегда забудешь бедную Монику. А я всегда буду любить тебя, всегда буду скучать.
Туманное морозное солнце заглянуло в спальню. Девица спросила:
— Я тебе приготовлю эгрера медшинка?
— Что это?
— Это то, что шведы едят на завтрак, — яичница с ветчиной.
— Охотно!
После завтрака Чугреев в последний раз крепко поцеловал губы Моники. Он пообещал:
— Постараюсь почаще бывать в Питере. А это возьми, купи себе подарок… — И Чугреев протянул пятьсот рублей.
— Ах нет! — возмущенно замахала руками девица. — Моя любовь чиста и бескорыстна. — Деньги, впрочем, спрятала в сумочку. — Какой ты, Игнатушка, щедрый! Я уже успела привыкнуть к тебе, буду скучать и хранить верность.
Что касается обещания хранить верность, то Моника тут несколько преувеличила. И вообще, она вовсе не была столь простодушной и невинной, какой хотела казаться. Уже четыре года — с шестнадцатилетнего возраста — эта девица занималась проституцией. При этом, как позже отметят в полицейском протоколе, «имела исключительно богатых клиентов, не подозревавших о ее профессии».
С этой же целью вот-вот должны были прибыть в Петербург и ее четыре сестры, надеявшиеся найти в России и богатых клиентов, и позже — простофиль-женихов.
И в этом был резон: любая шлюха рано или поздно находит мужа, который чтит ее как самую чистую невинность.
Моника, будучи весьма неглупой, уже начинала сильно тяготиться своим порочным образом жизни. Больше всего ее удручало то, что значительную часть денег приходилось отдавать на сторону: за квартиру, за пышные наряды, полицейским на взятки. Два раза она успела переболеть дурной болезнью.
Купец из Москвы весьма устраивал Монику как будущий муж. Он показался ей чуть глуповатым, весьма щедрым, неопытным в любовных делах. Боясь разоблачения, она с радостью покинула бы Питер.
* * *
И кажется, к тому шло. Бросив в старой столице большие дела, Чугреев на Пасху и Троицу приезжал к Монике, привозил богатые подарки, уверял:
— Я так скучаю, Манька, по тебе! В следующем апреле конец моему зароку, под венец тебя поставлю. Твои шведские родители согласны будут? Но из немецкой веры тебе следует перейти в нашу, православную.
— Ах, я так мечтаю перейти! — Девица преданно глядела Игнатию в глаза.
Чугреев успел переделать заграничное имя Моники на российский лад. Девица горячо обнимала купца:
— Я тоже без тебя жить не в состоянии. А за подарки — так со мюке! На языке моей замечательной родины это означает: «Большое спасибо!»
